Владимир Ильин - Зимой змеи спят

— Ну допустим, — хмыкнул Ставров. — А почему ты сразу не явился с повинной… в полицию?

— Но… но ведь я не сделал ничего такого… — Рольщиков растерянно развел руками. — А вы знаете, — вдруг оживился он, — вы задали хороший вопрос.

Действительно, как же я сразу-то не сообразил? Просто-напросто явиться к вам и все рассказать!.. Нет. — Он опять поник. — Почему-то эта мысль мне не приходила в голову…

Ставров знал, почему… Во время одного из инструкторских занятий ему самому пришло в голову: а что, если кто-нибудь из «расстрельного списка» обратился куда следует и теперь противник использует его в качестве живой приманки? Или, скажем, вовсе не предательство имеет место быть в отдельных случаях, а контригра спецслужб двадцать первого века, сумевших «расколоть» агентов Ассоциации?.. Но Мадин напрочь отверг эту возможность. «Но почему?», не отставал от него Ставров, и тогда Мадин поведал, что перед заброской в будущее все «рефы» проходили спецобработку. С помощью гипноза им внушали строгий запрет на попытки поведать о своей тайной миссии каким-либо официальным органам или средствам массовой информации…

Рольщиков опять принялся ныть, что у него есть кое-какие сведения об агентурной сети Ассоциации в этом времени, что эта сеть опутала весь мир и что руководит ею некий Резидент, которого никто из «рефов» в глаза не видел, но который, несомненно, существует, а сам он, Рольщиков — исключительно честный и порядочный гражданин, который оступился однажды, но теперь намерен всячески исправить свою ошибку…

Ставров сначала слушал своего визави с любопытством, но потом ему надоела эта игра.

— Послушай, дружище, — сказал он с тайным злорадством, — по-моему, ты опять принимаешь меня за кого-то другого. Я подсел к тебе вовсе не для того, чтобы вручить тебе орден за стремление исправиться, а для того, чтобы привести в исполнение приговор.

— Какой еще при… п-приговор? В-вы шутите? — Рольщиков подскочил на месте, начиная вновь заикаться.

— Меня послали те же самые люди, которые послали и тебя, — сказал Ставров. — Они очень не любят предателей. Признаться — я тоже… Поэтому вскоре ты умрешь, Рольщиков.

— Но… но за что? — едва не вскочив со скамейки, воскликнул с дрожью в голосе несостоявшийся «реф». Мамаши и пенсионеры повернули головы в их сторону.

— Еще одно такое дергание — и получишь пулю прямо в аппендикс, — предостерег Ставров своего соседа, ткнув его пистолетом. — За что, говоришь? Думаешь, если ты не передал ни крупинки информации в Ассоциацию, то не причинил никому особого вреда? «Толку от него — как от козла молока, — процитировал он Высоцкого, — но вреда-то тоже никакого» — так, что ли?.. Знаешь, до того, как прийти к тебе, я уже отправил на тот свет несколько таких, как ты, предателей. Но никто из них не был таким мерзким!.. Да, одни предавали своих современников из ненависти, другие — из научного любопытства, третьи — из искреннего стремления сделать мир лучше, но только ты совершил предательство из трусости!.. Ты наплевал на всех своих родных и друзей, ты наплевал на тех, кто тебя выкормил, вырастил и обеспечил работой! Наверное, ты хорошо устроился в этом мире — твари твоего сорта всегда хорошо устраиваются в любых мирах — но теперь твоему благополучному существованию пришел конец!..

— Но ведь я… — попытался возразить Рольщиков. — Неужто вы подумали, что я…

— Я ничего не думаю, — перебил его Ставров. — Лучше сам подумай. И если найдешь в себе силы раскаяться…

— Но я не предатель!.. Вы же сами видите, что я никому не причинил вреда!..

Похоже, он собирался завести с самого начала свою любимую песню. Краем глаза Ставров уловил, что Рольщиков посматривает на какое-то административное здание в глубине площади, над которым виднеются огромные старинные часы. Он что, ждет кого-то? Неужели надеется, что ему удастся ускользнуть от меня? Или гипнозапрет не сработал, и он каким-то образом умудрился пожаловаться полиции?.. Ясно одно: этот тип явно тянет время, пытаясь запудрить мне мозги. Значит, надо кончать с ним. Здесь, при всех?.. Может, завести сперва куда-нибудь в укромный уголочек?

Но Ставров представил, как они окажутся в глухом переулке-тупике, где Рольщиков сразу же поймет, что его сейчас убьют, и как он будет ползать, обнимая липкими от страха руками колени своего палача и как будет клянчить, пуская искренние слезы, чтобы его отпустили, а когда догадается, что его не собираются щадить, то обгадится и будет смердеть на всю округу… Ставрова передернуло от этого видения, и он понял, что, если хочет привести приговор в исполнение, то сделать это нужно именно здесь и сейчас.

Но сможешь ли ты выстрелить в человека, который до дрожи в коленках боится смерти и, в сущности, ничего, кроме этого страха, в своей жизни не испытавшего?

Сумеешь ли ты быть суровым палачом по отношению к тому, кто вертится, как уж на раскаленной сковородке, лишь бы избежать неотвратимого конца? Разве не будет более справедливым наказанием для такого труса дать ему прожить еще много-много лет, чтобы страх высасывал из него силы и жизненные соки, пока, наконец, от него останется лишь иссушенная страхом жалкая оболочка человека?!..

Да, прав был мудрый провидец Мадин, и я не знаю, как будет обстоять дело с остальными в моем списке, но этого убить труднее, чем просто выстрелить в безоружного врага. Есть в этом его страхе смерти нечто детское, а разве поднимется у нормального человека рука на ребенка?!..

Ставров сжал теплую рукоятку пистолета, но Рольщиков, словно прочитав его мысли, тихо попросил:

— Дайте мне еще немного времени, а? Ну, хоть пару минут!.. Пожалуйста, я очень прошу вас… вы… чувствуется, что вы — не такой, как другие ваши… наши… вы — человек… Я только хочу вам кое-что показать. А потом… потом решайте, стоит ли мне жить…

Твердя всю эту бессвязную околесицу, Рольщиков то и дело посматривал куда-то вдаль.

— Загадками говорить изволите? — нарочито шутливо осведомился Георгий, чтобы скрыть охватившее его беспокойство.

Он проследил за взглядом своего соседа.

На площадке перед грандиозным многоэтажным зданием — судя по всему, это был какой-то торговый центр — царила обычная сутолока. Ничего особенного не было заметно. Люди входили и выходили из магазина. Группа молодых парней о чем-то с жаром разговаривала возле одного из автомобилей. Подкатила длинная высокая коробка с рекламными видеоэкранами на бортах, и из ее дверей посыпались, один за другим, люди с сумками, пакетами и прочей нехитрой тарой. Одной из первых из «буса» спустилась женщина, как-то странно отклонившись назад и из-за этого с трудом сохраняя равновесие…

— Вот! — с торжеством в голосе воскликнул Рольщиков, указывая в сторону торгового центра. — Вот!..