Г. Гаррисон - Клуб любителей фантастики 21

Рано или поздно истинная причина приезда сына откроется. Старше был ужасно любопытен, любил поспорить и имел замашки диктатора, Но хуже всего то, что он был заядлым шахматистом. Халдан, с тех пор как ему исполнилось шестнадцать, без труда выигрывал у него девять партий из десяти, но отца спасала уверенность, что победы сына всего лишь случайность.

Халдан-III вместо радости от встречи с сыном заподозрит что-нибудь неладное. Обычно сын навещал отца один раз в месяц, а иногда вообще об этом забывал. Он любил отца, но это чувство было обратно пропорционально разделяющему их расстоянию.

Кроме того, встреча с девушкой, как только он ее найдет, должна выглядеть совершенно случайной и легко объяснимой. Если Хиликс что-нибудь покажется не так, она сбежит от него с космической скоростью. Завоевав ее доверие, ему не обойтись без уютного гнездышка, куда можно пригласить девушку под каким-нибудь невинным предлогом, чтобы она не догадалась о его намерениях. А там останется всецело полагаться на свое обаяние.

Случай помог ему найти то, что нужно.

У родителей Малькольма была квартира в Сан-Франциско. Четыре месяца назад они уехали на год в Новую Зеландию читать маорийским священникам курс лекций по кибер-теологии, необходимой для правильного прочтения папских предписаний. Халдан знал об этой квартире, потому что Малькольм забегал туда время от времени взглянуть, все ли в порядке, и смахнуть пыль с мебели. Но Халдан никогда не посвятил бы соседа в свои планы и не попросил ключ. По существу, он не доверял Малькольму. Тот не курил, пил очень мало и регулярно посещал церковь.

В четверг Малькольм ворвался в комнату, размахивая листком бумаги.

— Халдан, я сдал! Слава владыке математики!

Халдан, который лежал на спине поверх одеяла, узнал диаграмму синеклювых попугаев и даже заметил, что работа оценена на четыре с плюсом.

— А почему не пятерка? — спросил он раздраженно.

— Профессор снизил оценку за небрежность.

— Он не должен был применять субъективные оценки для объективной работы!

— Он сказал, что раз я орел — работа субъективна, и оценил ее сам, не прибегая к помощи машины. Съел птичку — ешь и перышки…

Мозг Халдана, оплодотворенный длительным размышлением, наконец родил идею — по-жеребячьи игривую, с места в карьер.

— Послушай, Малькольм, если Файрватеру удалось привести моральные законы к математическим эквивалентам и загнать их в блоки памяти, чтобы создать Папу, почему бы мне не перевести оценки в элементарные факторы, задать им математические соответствия и спроектировать компьютер для оценки письменных работ?

Малькольм задумался.

— Это было бы несложно, если бы не две вещи: ты не силен в грамматике, и ты ко Файрватер.

— Да, я ничего не смыслю в литературе, но быстро читаю.

— То, что ты задумал, — неосуществимо. У меня память не такая хорошая, как у тебя, но, насколько я помню, Файрватер-I нашел триста двенадцать значений одного слова «убийство», начиная с убийства ради обогащения и кончая нейтрализацией неблагонадежных пролетариев. Тебе пришлось бы проанализировать все допустимые фразеологические обороты.

— Файрватер вовсе не анализировал все значения, — возразил Халдан. — Он просто взял два крайних понятия, и в этом промежутке сам провел градацию.

— Этого мы не знаем.

— Послушай, а ведь неплохая идея!

Халдан встал и принялся ходить по комнате, отчасти — для создания драматического эффекта, отчасти — от нахлынувшего возбуждения.

— Я даже вижу напечатанное контрастным шрифтом Бодони название моей публикации: МАТЕМАТИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА ЭСТЕТИЧЕСКИХ ФАКТОРОВ В ЛИТЕРАТУРЕ, и подпись Халдан-IV… Нет, лучше «Гарамонд».

Он отвернулся и ударил кулаком о ладонь.

— Ты только подумай, какие перспективы! Профессора литературы больше не будут оценивать работы, достаточно опустить сочинение в прорезь машины, и — получите причитающиеся баллы!

Малькольм, сидевший на краю кровати, посмотрел на Халдана с неподдельным беспокойством.

— Халдан, иногда ты меня пугаешь. Шальная мысль мелькнет у тебя в голове — и трах… крыша съехала! Клянусь безотказными транзисторами Папы, ты — ненормальный! Хочешь эксгумировать кости Шекспира, облечь их в плоть и заставить заново танцевать кадриль!

Эрудиция Малькольма произвела большое впечатление на Халдана.

— Я смотрю, ты кое-что смыслишь в литературе.

— Может быть. Моя мать была седьмой дочерью седьмой дочери миннезингера. Я тоже хотел стать певцом любви, но мой отец — математик.

— Если я займусь этой идеей, — проговорил Халдан, как бы размышляя вслух, — мне придется оставаться на выходные в Сан-Франциско, чтобы ходить на лекции по литературе. Отец будет донимать меня своими шахматами. Вот если бы нашелся свободный уголок, где можно было бы отдохнуть пару часиков!..

— Ты можешь воспользоваться квартирой моих предков, если будешь вытирать там пыль.

— Вытирать пыль! Я готов мыть там полы!

— Они моются автоматически. Носителей моих генов заботит прежде всего обстановка в квартире.

Он прошел к столу, достал ключ и вручил его Халдану, который взят его с притворной небрежностью.

Халдан-III, хоть никогда не сознался бы в этом, был рад, что сын приезжает к нему на выходные. Поначалу он не задавал вопросов, а сам Халдан не торопился начинать разговор. Он знал, что рано и та поздно расспросы все равно начнутся, и тогда старика легче убедят аргументы, которые наверняка заденут его за живое.

Халдан осмотрел четырехкомнатную квартиру родителей Малькольма на седьмом этаже в башенке над заливом и запомнил расположение всех легких вещей с помощью грубой мнемонической системы. Если парчовым тигр со спинки дивана прыгнет на метр вперед, то ударит по носу вытянувшегося в струнку самца косули, который служил деревянным основанием лампы.

Тяжелая мебель его не волновала: полицейский, устанавливающий в комнате микрофон, на стал бы утруждать себя ее перестановкой.

По мнению Хал дана, в квартире было тесновато из-за обилия вещей, но широкое окно, выходящее на залив, компенсировало недостаток пространства. Удостоверившись в отсутствии «жучка», он с легкой душой остановился возле окна. За стеклом мрачной глыбой высился Алькатраз, а дальше сверкали великолепием горы. Как нож ночного убийцы, в памяти мелькнул фрагмент стихотворения, которое ему читала Хиликс:

В чем юношей стремительных затея?

Что за тимпаны и шальной экстаз?

Очень хороший вопрос. Какой шальной экстаз привел его сюда? Какие тимпаны заманили своими звуками? Наконец, это просто смешно, чтобы искушенный двадцатилетний молодой человек так тщательно разрабатывал подробный план ради того, что в лучшем случае окажется лишь маленькой вариацией широко известной мелодии.