В. Болдырев - Мир приключений. 1973 год, выпуск 2

Горбушин судорожно сглотнул слюну и, проведя указательным согнутым пальцем за воротником рубашки, испуганно сказал:

— Это какое-то недоразумение.

— Сегодня не первое апреля и вообще: если бы я хотел вас разыграть, то наверняка придумал бы что-нибудь поостроумнее и повеселее.

— Уверяю вас, товарищ, — Горбушин даже привстал со стула, — я никого не сбивал. Я очень аккуратно вожу, у меня вообще никогда ничего подобного не было… — Голос у него дрожал, в глазах появилось растерянное выражение. Вместо уверенного в себе “студента”, как я мысленно окрестил Горбушина, передо мной сидел побледневший, испуганный мальчишка.

Я нарочно неторопливо закурил и простым, будничным тоном, как бы давая ему понять, что мне все уже ясно, спросил:

— Ну что, Горбушин, может быть, все сами расскажете? Зря вы запираетесь. Не тяните время.

Горбушин срывающимся голосом сказал:

— Что вам может быть известно? Никого я не сбивал, что я, пьяный? Это какая-то ошибка. Бред какой-то…

В его взволнованном голосе чувствовалась такая убежденность, что я невольно подумал: “Из “студента” наверняка бы получился незаурядный актер”. Да, трудно признаться, что ты убил человека. Я понимал, что в Горбушине сейчас происходит внутренняя борьба, но ощущение того, что он слишком уж уверенно держится для выбранной им позиции, не покидало меня. Так может вести себя человек, которому действительно ничего не известно о происшествии. Что это? Холодный расчет или талант, умение собрать волю и разыграть весь этот спектакль? В том и другом случае добиться признания будет трудно. Я подумал, что рассчитывать на легкий успех с Горбушиным мне не придется. Для того чтобы сбить его с прочно занятой позиции, мне было совершенно необходимо предъявить ему какое-нибудь веское, неопровержимое доказательство его вины. Решение пришло сразу.

— Пойдемте, Горбушин, — резко вставая с места, сказал я. Парень испуганно посмотрел на меня.

— Куда вы меня ведете? В тюрьму?

Не отвечая на его вопрос, я позвонил Скирде и попросил спуститься к дежурной машине. На автобазе, куда я доставил Горбушина, нас встретил начальник отдела эксплуатации, толстый пожилой мужчина, в щеголеватой, давно вышедшей из моды габардиновой кепке-восьмиклинке. Не обращая никакого внимания на Горбушина и на меня, он кинулся к Скирде.

— Товарищ лейтенант, узнали что? — высоким, бабьим голосом, так не гармонировавшим с его внешностью, спросил он. — Ведь я не из любопытства, это же пятно на весь коллектив, ЧП. Коллектив у нас передовой, за прошлый год получили переходящее знамя. Что же теперь будет?

Толстяк так просительно и подобострастно поглядел на Скирду, которого, очевидно, принимал за старшего, что мне стало его искренне жаль. Наш Шерлок Холмс принял самый недоступный вид и строгим, начальственным тоном изрек:

— Не знаю, не знаю…

Начальник отдела эксплуатации горестно вздохнул и принялся сбивчиво перечислять заслуги автобазы. Тут были и безаварийные пробеги, и экономия горючего, сверхплановые перевозки, и даже помощь подшефному колхозу. Прервав поток его красноречия, я попросил провести нас к машине, на которой совершал сегодня ездку Горбушин.

— Пожалуйста, пожалуйста… — заторопился толстяк и тут, кажется, впервые заметил Горбушина, сидящего в машине. Наклонившись к стеклу, он с отвращением глянул на него и искренне, с душой сказал:

— Подлец же ты, Горбушин!

— Товарищ Ермаков, — строго взглянул на него Скирда, — прошу без оскорблений.

— Извините, товарищ лейтенант, но ведь этот гад общественником прикидывался, стенгазету выпускал. Видали у нас в конторе “За рулем”? Писатель! — Толстяк сплюнул.

— Может быть, вы все-таки проведете нас к машине? — обратился я к Ермакову.

— Конечно, конечно, товарищ… — Толстяк засмеялся, не зная, очевидно, как меня назвать.

— Товарищ следователь, — подсказал ему Скирда.

С этой минуты, поняв, что я старше по должности, Ермаков переключил все свое внимание на меня. Высадив из машины Горбушина, мы направились в гараж. Ермаков лебезил до неприличия и даже попытался поддержать меня под локоток, когда мы обходили лужу, подернутую жирными радужными пятнами мазута. Не умолкая ни на минуту, он снова и снова говорил о заслугах автобазы и почтительно, понизив голос, сообщил, что начальник автобазы Евтеев — депутат райсовета и член райкома партии. Гневно взглянув на Горбушина, шагавшего между мной и лейтенантом, Ермаков патетически воскликнул:

— Ну ничего, коллектив автобазы смоет это черное пятно!

— Бензином, — невозмутимо изрек Скирда.

— Зря шутите, — отозвался толстяк, — беззаветным трудом. Правильно я говорю, товарищ следователь? — И он как-то по-собачьи заглянул мне в глаза.

Мне стало так противно, что я едва сдержался, чтобы не сказать ему несколько “теплых” слов. Терпеть не могу людей такого типа, с неуемной жаждой подчиняться, ни в чем и никогда не имеющих собственного мнения, прикрывающихся высокими словами, любящих с апломбом доказывать, что дважды два — четыре.

— Вот эта самая машина, — драматически понизив голос, сказал Ермаков, подводя нас к уже знакомому мне грузовику. — Я все сделал, как сказал товарищ лейтенант: никто к машине не подходил, — опять заторопился он, — ведь надо же — такое пятно на коллектив…

— Помолчите, Ермаков! — не вытерпел я.

Ермаков испуганно захлопал глазами и пискнул:

— Слушаюсь.

— Вы на этой машине сегодня ездили? — обратился я к Горбушину.

— На этой, — тихо ответил он. — Только уверяю, товарищ следователь, никакого наезда я не совершал.

— Брось отпираться, Горбушин! — вмешался Ермаков. — Советский суд не обманешь.

— Здесь еще никого не судят, — сказал я и, подведя Горбушина к правому борту, обратил его внимание на царапины и потертости кузова. — Чем вы можете объяснить происхождение этих царапин?

Горбушин пожал плечами.

— А кто его знает, зацепил кто-нибудь. Я лично нигде ни за что не цеплялся.

— Сейчас мы возьмем двух понятых и выедем на место происшествия. Я покажу вам, где вы приобрели эти шрамы. Лейтенант Скирда, вы поведете грузовик.

Скирда козырнул мне и полез в кабину.

Я торопился прибыть на место происшествия засветло. По дороге Горбушин несколько раз пытался заговорить со мной, но я обрывал его. Сейчас, в ранних сизых сумерках осеннего дня, шоссе выглядело обычно; ничто не говорило о произошедшей здесь трагедии.

— Знакомое место? — спросил я у Горбушина, выводя его из машины. Я заметил, как он вздрогнул…

“Так, “студент”, — подумал я, — сейчас я тебе покажу”. И, подведя его к дереву с ободранной корой, попросил Скирду вплотную подогнать машину. Скирда осторожно сдал грузовик назад и прижался правым бортом к поврежденному дереву. Как я и предполагал, царапины на коре в точности совпадали с царапинами и потертостями на правом борту кузова. Скирда, выйдя из кабины, закурил и, сделав непроницаемое выражение лица, как бы между прочим спросил у Горбушина: