В. Болдырев - Мир приключений. 1973 год, выпуск 2

— Рад стараться! — Лешка шмыгнул носом вслед командиру.

Ему так хотелось рассказать, как он, положив винтовку на кнехт, посылал пулю за пулей в подплывающих пиратов, что рядом с ним лежали и стреляли Зуйков, Трушин и еще кто-то и все же пираты подплыли правей, к форштевню, и полезли на клипер, и как там их встретили комендоры, а возле него кто-то дрался и наступал ему на ноги, а он все стрелял, пока не кончились патроны, и хотел уже встать и тоже вступить в рукопашную схватку (как ему сейчас казалось), да почувствовал страшный удар в спину: пират прыгнул на него с фальшборта. Что с ним, этим разбойником, было дальше, Лешка не помнит: в глазах у него помутилось. Зато когда он снова увидал молочно-белый свет и смутные фигуры мечущихся по палубе людей, услышал выстрелы и крики и недолго думая хотел вскочить и броситься в драку, то почувствовал, что кто-то схватил его за грудки и держит мертвой хваткой (зацепился рубахой за утку), и как он рванулся что есть силы и стал на ноги, да пират куда-то исчез, а то бы…

— Лешка! Курицын сын! — услышал он голос Зуйкова. — Во, братцы, вояка! Как он в них садил!.. Давай сюда! Не ранило?

— Кажется, нет…

Матросы стояли вдоль бортов, вполголоса делясь впечатлениями о недавнем бое. Уже доносился смех. Гарри Смит что-то рассказывал лейтенанту Фелимору, потрясая винтовкой. Фелимор в разорванной сорочке, с перевязанной головой стоял, подбоченясь, с зажатым в руке наганом. Лейтенант Горохов, оборонявший со своим взводом правым борт, смотрел в бинокль, поставив локти на планширь. Голос старшего офицера слышался с бака. Командир приятно удивился, услышав и скрипучий голос артиллерийского офицера. Ему вечером доложили, что Новиков и Стива Бобрин спят, уложенные напитком Шивы. Новиков проснулся при первых выстрелах и дрался на баке, возглавив орудийный расчет. Подошел старший механик, постаревший за ночь на десять лет. Сказал, что у него убили кочегара Куликова Федора, отца двух детей, что вся его машинная команда билась на юте, есть раненые и он сам в кого-то стрелял, что через час машина будет готова…

Командир подошел к баку, здороваясь с матросами. Зуйков, заливаясь смехом, рассказывал, как иеромонах крушил пиратов. Его с удовольствием слушали, хотя многие видели сами подвиги своего духовного наставника.

— Я их легонько сгонял с палубы, и только. Ну, может, и задел кого ненароком, так ведь война.

— Он и стрелял, братцы! — говорил Зуйков. — Так вжарил, что любо-дорого!

— Ну, и стрелял, так я же не целился, для острастки, слава тебе господи, не попал.

— Вдруг попал?

— Ну, и попал! Одним супостатом меньше. Ты вот зубы скалишь, а невдомек, что я не простой поп, а военный.

Заключительная фраза иеромонаха вызвала дружный смех. Заметив командира, матросы разом замолчали и стали по стойке “смирно”. Он поздоровался, и ему дружно ответили.

Вдоль другого борта пробежал вестовой старшего офицера Чирков, неся на вытянутой руке белоснежный китель. Николай Павлович в одной рубахе смотрел в прицел пушки. Чирков, тяжело дыша, стал за его спиной. Новиков стоял сбоку пушки и смотрел в бинокль.

— Фугасным! Зарядить! — прохрипел он.

В это время над головой просвистел рой пуль. На берегу в скалах застучал пулемет. У ног командира ударилась рикошетом пуля, выломав длинную щепу. Три раза подряд ударила пушка, и пулемет стих.

— Отбой! — сказал Новиков, и в голосе его слышалось сожаление.

— Вот теперь, кажется, все, — сказал старший офицер, подавая руку командиру.

За его спиной стоял Чирков, держа китель за вешалку, ветер раскачивал его, и от золотых пуговиц во все стороны летели ослепительные зайчики.

Через несколько часов “Орион” вышел в океан.

Семейство зеленых попугаев в каюте капитана “Розового лотоса” вело себя на редкость шумно. Словно счастливая чета стремилась оповестить весь мир о чрезвычайном событии: их первенцы впервые покинули гнездо и вот сейчас, покачиваясь, сидят на жердочке, укрепленной поперек клетки. Родители в нервном возбуждении метались по каюте, клевали бананы и плоды манго, лежащие на столе, кидались к птенцам, совали корм в их желтые рты, вылетали в иллюминатор и с озабоченными криками возвращались назад.

— Необыкновенно назойливые птицы, — сказал капитан Рюккерт, — чуть не перевернули чашку. Выпьем, Фридрих, за лучшее будущее. Я думаю, что у меня кончилась полоса невезенья, хотя этого и трудно ожидать после того, как им стало известно о замысле наших сообщников.

Гиллер сосредоточенно смотрел в желтоватую жидкость и молчал.

— Только русская водка может соперничать с этой маркой! — продолжал Рюккерт. Выпив залпом, он взял оранжевый плод манго, вяло съел его, налил себе еще чашу. — Ну, за твое здоровье! — И он выпил вторую чашу.

Тем временем Фридрих фон Гиллер поймал одного из попугаев, севшего ему на плечо, и сунул его клюв в чашу с виски. Попугай мгновенно затих, обмяк. Выпущенная из рук птица упала на бок, забилась на столе и скоро затихла.

— Вот это напиток, — вяло ворочая языком, сказал капитан Рюккерт. — Удар копытом “Белой лошади”!.. Что-то у меня круги в глазах, а у тебя ничего? Ах да, ты же не пил! Трезвенник…

Барон сказал холодно:

— Виски отравлен!

— Чушь! Все птицы дохнут от ал… от… черт, не могу выговорить… от этого… кроме одной скотины… человека.

— Отравлен! — повторил барон.

— Ты мне нравишься, Фридрих: отравлен, а сам сидишь. Друг гибнет, а он сидит. Раз отравлен, то что надо делать? Дать противоядие. У тебя оно есть?

— Не паясничай, тебе осталось жить очень мало. Неужели ты не чувствуешь?

Рюккерт схватился рукой за горло и с ненавистью посмотрел на своего соотечественника:

— Воды. Принеси морской воды… хорошее рвотное…

— Не поможет. Их яды действуют безотказно. Вот что, Рюккерт, ты сам знаешь, что для тебя это лучший выход. Ты не должен был покидать крейсер. Я скажу, что ты погиб во время боя с англичанами.

— Воды… подлец! Воды! — Рюккерт встал, его бросило в сторону, он еле удержался на ногах, ухватившись за кромку стола. — Воды!

— Возьми себя в руки. Ты знаешь, что их яды надежны. Капитан Рюккерт внезапно протрезвел, голова у него стала ясной, только силы оставили его. Он упал на стул.

— Подлец! За что? — спросил он.

— Не обвиняй, а благодари. Да, я мог не дать тебе выпить яду. Но я сразу догадался по лицу этого подлеца, что тебе необходимо уйти.

Капитан Рюккерт не мог уже говорить, он только спросил глазами: “Почему?”

— Ты пережил свою славу. Германии ты такой не нужен. Хватит с нее позора. Ты должен остаться “Железным Рюккертом”. И ты им останешься! Будь уверен, я преподнесу как надо твою смерть. Прощай, Франц! Так надо. Ты сам знаешь, что так необходимо…