Виталий Забирко - Рай под колпаком

Как и все «новообращенные самаритяне», она изменилась — на лице отсутствовала косметика, рыжие крашеные волосы стали естественно русыми, исчезла жеманность в движениях.

— Здравствуйте, милочка! — вскочив с кресла, засуетился Бескровный. — Принимаем, особенно таких симпатичных. Будьте любезны, присаживайтесь, сейчас чистый прибор поставлю.

Наташа села, посмотрела на меня.

— Здравствуй, Артем. Как ты тут? — буднично спросила она.

— Что — тут? Живу-поживаю, себя чувствую или что? — не поздоровавшись, грубо переспросил я.

— Все вместе.

— Живу, о тебе не тужу, — буркнули и отвернулся. Только сейчас до меня дошел смысл ее приезда — обещал Ремишевский подумать «насчет бабы» и, похоже, додумался. Интересно, а как с этим самым согласуются их высокоморальные принципы?

— Так вы знакомы? — удивился Бескровный, — Артем, что же вы нас не представите друг другу?

— Какой вы, право, старомодный, — поморщился я. — Представления в театре даются…. — Но пикироваться не стал и, пересилив себя, сказал: — Валентин Сергеевич Бескровный, писатель. — Затем, по-прежнему не глядя на Наташу, указал на нее рукой: — Наташа, моя бывшая… гм… как бы помягче… подруга.

— Артем, зачем вы девушке хамите? — возмутился Бескровный.

— Валентин Сергеевич, это меня ничуть не задевает, — сказала Наташа. — Что было, то прошло.

Я искоса бросил на нее взгляд. Неужели ошибся и она прибыла сюда не в качестве «бабы»? Любопытный коленкор вырисовывается…

— Угощайтесь, Наташенька, — потирая руки, уселся за стол Бескровный. — Не стесняйтесь, берите все, на что глаз смотрит. Вам коньячку? За знакомство?

— Спасибо, алкоголь не употребляю. — Она окинула взглядом стол. — И есть не хочу — недавно завтракала.

— Что же вы мужчин обижаете, в гости, как-никак, приехали, — мягко пожурил ее Бескровный, наливая себе коньяк, а затем, не спрашивая, и мне — Хотя?бы апельсинового соку за компанию.

— Сока можно, но немного, — согласилась она. — За компанию, если настаиваете.

Я не стал выговаривать Бескровному за коньяк. Сейчас мне спиртное было нужно. Необходимо.

— За знакомство? — поднял Валентин Сергеевич бокал.

— За знакомство, — согласилась Наташа, и они чокнулись.

— А я с вами обоими знаком, — буркнул я и выпил, не чокаясь.

Валентин Сергеевич покачал головой, выпил, Наташа пригубила и поставила бокал на стол.

— Тебя Ремишевский надоумил приехать? — спросил я, глядя ей в глаза.

— Почему Ремишевский? Ремишевский сейчас занят, могли бы и Вячеслав с Алексеем приехать, но мы решили, что так будет лучше.

— Ах, у вас целый консилиум в мою честь собирался… Вы, ребята, не учитываете, что между душевной болью и душевнобольным существенная разница.

— Ты сегодня не с той ноги встал?

— Не обращайте на него внимания, Наташенька, — вклинился Валентин Сергеевич. — У нас только что состоялась дискуссия, и мы кардинально разошлись во мнениях.

— Значит, вы тот самый писатель Бескровный, — легко изменила тему Наташа. — Я вас читала.

— Ну, меня вряд ли, — конфузливо заулыбался он. — Скорее, мои книги.

Он приосанился, пригладил бороду, и сразу стало понятно, что читательским вниманием писатель не избалован.

— Да, книги, — нисколько не смущаясь, поправилась Наташа. — «Карантинная зона», «Сонм привидений»…

Я исподтишка глянул на нее. Не верил в случайность фразы «Я вас читала», знал эрудицию «новообращенных самаритян». Не могла такая фраза вырваться просто так. Отнюдь. Умели, оказывается, они льстить.

— И как вы оцениваете мое творчество? — поинтересовался Бескровный.

— Честно?

— А как же иначе?

— То, что написано душой и сердцем, неплохо, а вот пару романов, написанных ради гонорара… Тут уж простите…

— М-да… — понурил голову Валентин Сергеевич, — тонко подмечено…

— Если не секрет, над чем сейчас работаете?

— Сейчас?! — изумился он. — Помилуйте, да разве моя писанина в вашем обществе может быть интересной?

— А почему нет? — в свою очередь удивилась Наташа. — Искусство в любом обществе искусство.

— Вы думаете, мне нужно писать?! А не будут ли мои романы в ваших глазах выглядеть примитивными?

— Искусство не бывает примитивным.

— А как же направление примитивизма в живописи?

— Но это все равно искусство, не находите? Впервые я видел Бескровного таким. Глаза у него горели, губы при разговоре дрожали, он слушал Наташу не только ушами, а внимал ее словам всеми порами души. Не ожидал от него такой впечатлительности.

Я взял бутылку, налил себе коньку, затем ему. Он мельком глянул на рюмку, досадливо отмахнулся и продолжил беседу с Наташей о своем творчестве. Вот те на! Никогда не думал, что увижу, как Бескровный отказывается от спиртного.

Выпив в одиночку, я стал наблюдать за ними, не вмешиваясь в беседу. Бескровный определенно потерял

чувство реальности и млел от разговора о собственном творчестве. Наташа говорила тихо, спокойно и очень убедительно. Настолько убедительно, что закрадывалось сомнение в искренности. Было что-то такое в ее тоне, отчего казалось, будто она объясняет питекантропу разницу между ложкой и вилкой. Не знаю, какая пропасть лежала между нашим интеллектом и интеллектом «новообращенных», но, наверное, никак не меньшая.

Внезапно я поймал себя на мысли, что думаю не об интеллекте Наташи, а о ее теле. Не к месту начали вспоминаться интимные подробности наших встреч у нее на квартире, у меня. Больше всего она любила секс сидя и еще в ванной.

«Размечтался, жеребец…» — попытался я мысленно одернуть себя, но из этого ничего не получилось. Страстно захотелось встать, взять ее на руки и понести на второй этаж..

Я глянул на Наташу, и меня словно окатили ледяной водой из ушата. Какой может быть секс между питекантропом и «новообращенной»? В извращениях их никак не заподозришь, видел, как преобразилась Верунчик-Инга, которая раньше ни о чем, кроме секса, ни говорить, ни думать не могла. Разве что подпоить — любила Наташа перед интимом расслабиться шампанским… Но как это сделать?

Случай представился незамедлительно. «Экологическому ассенизатору» надоела возня с котом, в кустах треснул фиолетовый разряд, и оттуда с мявом выпрыгнул Пацан.

— Ой, какой кот! — повернувшись на шум, вплеснула руками Наташа. — Это ваш? Красавец!

— Мой, — с гордостью подтвердил Бескровный, будто кот был не живым существом, а персонажем его произведения.

Пользуясь моментом, я схватил бутылку конька и плеснул в Наташин бокал с апельсиновым соком. Затем налил себе. Никто мою уловку не заметил.

— Как его зовут?

— Пацан.

— Иди ко мне, киса!

Киса и ухом не повел. Распушивши шерсть, замер, выгнувшись, и напряжённым взглядом смотрел в кусты смородины.