Павел Кузьменко - Система Ада

- Эй, там, стоять! Мы вас видим! Стоять! Стреляю!

Равиля и Мишу утянуло в спасительную дырку в земле, как воду в воронку. Выстрелов не было. Только ругань.

- Суки! Не уйдут, ничего.

Теперь страх был снаружи. Теперь то, что пугало раньше, было, как дом родной. Но, пройдя до того места, где можно было выпрямиться, они выпрямились, и Михаил расхохотался.

- А что мы, собственно, дернули? Ведь это не по нашу душу, а по...

Равиль не разделял этого веселья.

- Вообще-то да... но все же... Кто их знает? Давай этих солдатиков разбудим.

- Давай.

Но солдатиков на том месте, где они спали и блевали, не обнаружилось. Ни хлеба, ни бутылок. Только оплывший огарок свечи.

- Куда они, черти, делись?

-- Мишка, давай сперва наших предупредим. Этих потом найдем.

В их гроте все оставшиеся мирно спали. У водоносов, пока они добирались досюда, нервы постепенно успокоились. Василий проснулся сам, а Катю с Сашей разбудили.

Сели советоваться, что дальше делать. И решили, что паниковать не стоит. У них идеальное место для стоянки. И недалеко, и в то же время на приличном расстоянии от входа. На всякий случай сделали оба прохода максимально узкими, соорудив баррикаду из камней. Поработав, еще больше успокоились. А когда Катя достала из своего рюкзака фляжку со спиртом, то при родниковой водичке и вовсе все стало в порядке. И улеглись досыпать.

На этот раз Михаил был разбужен шумом голосов, хотя Равиль и Василий разговаривали, сидя у закипающего чайника, совсем негромко. На этот раз он посветил на часы и посмотрел на циферблат внимательнее: "10:13 am". Вот уже действительно утро. Только почему-то еще хотелось спать.

Послышались чьи-то шаги. Из темноты возникла Катя, а вскоре вслед за ней появился Саша.

- Доброе утро, - поприветствовал всех Михаил, наполовину вылезший из спальника. - Где-то, по слухам, солнышко встало.

- Вылезай, вылезай, - посоветовал ему Равиль. - Как бы нам сейчас тикать не пришлось.

- А что такое?

- Мы с Равом в Переднюю ходили, - сообщил Василий. - Там, кажется, действительно облава на этих солдатиков. Даже собак запустили.

- Вы видели их?

- Нет, слава богу. Только слышали. Там местами встречаются тонкие стены. Штреки часто прорыты. "Товарищ майор" слышали и "сука" слышали. Может, найдут тех беглецов и отвалят...

В голосе Рябченко присутствовала какая-то микроскопическая дрожь. Да Михаил и сам почувствовал неуверенность, зыбкость в этой огромной земной полости, в этих известняковых и песчаниковых стенах и потолках, в самом своем положении норного зверя, загнанного в глубину гораздо более сильным и свирепым фокстерьером. Господи, и тут, в цещере, эти, в погонах, достали.

Однако после завтрака Василий, Равиль и Саша в экономном свете одной свечи уселись играть в карты. Катя продолжила чтение своего романа. Миша улегся, то проваливаясь в дрему, то вновь возвращаясь к темной яви. Впору было задуматься - а что же они будут здесь делать две, три недели или сколько там еще? Ну лазить, исследовать. Ну, выбираться иногда в поселок за продуктами, за хлебом, водочкой...Тяжела участь дезертира.

Но сейчас думалось о другом. Что же там, в Передней, происходит или уже произошло? Оставили ли их в покое в этом неизменном царстве тишины, темноты и мира? Спустя часа полтора-два Василий не выдержал:

- Схожу посмотрю, как там. Он наладил свой безотказный шахтерский фонарь и ушел. Миша сменил его в нудном и молчаливом преферансе.

Когда Рябченко вернулся, тишина и тьма никак не прореагировали. Если бы свет фонарей и единственной горящей свечи был верен, как солнечный спектр дня, если бы вдруг каким-то чудом под потолком включились люминесцентные лампы, то можно было бы сказать, что лицо Василия залила смертельная бледность. Оно не могло говорить ни о чем хорошем. Оно вообще толком ничего не могло говорить. Его нижняя челюсть заметно дрожала, губа оквадратилась, словно у маленького мальчика, в одночасье потерявшего все игрушки, собачку и маму с папой.

- Там... там... Я бы не поверил... Пошли все... Все похватали фонари и пошли вслед за проводником. Двигались в молчаливой тревоге, а Василий - и это Михаилу, шедшему вторым, было заметно даже по фигуре, по осанке - шел в молчаливой истерике.

В четвертый раз маршрут казался давно знакомым. И Миша, обладавший хорошей зрительной памятью, сказал себе, что вполне может добраться до выхода самостоятельно. Вот уже пошла Передняя система. Сейчас поворот направо. Точно. Он запомнил эту кротовую жопу. Здесь налево. Большой грот с каменным телефоном-автоматом. Теперь длинный прямой штрек. Тут блевали солдатики...

Черт, а где же знакомая тяга дневной поверхности? А где свет? Здесь-то уж пора пробиваться свету! Миша посмотрел на часы. Четыре часа дня. Не сошел же он с ума, не сошли же все с ума. Что это за дикие шутки со временем?

- Вот, - только и смог произнести растерявшийся командир, скорбно уставив голову с неподвижным пучком света в какую-то безобразную пупырчатую кучу, сыро поблескивающую в бликах фонариков. В куче торчали какие-то железяки, угол деревянного ящика, большой округлый камень.

Постепенно до всех присутствующих, молча уставившихся на пещерную стенку с этой, какой-то чужеродной пупырчатой кучей, стало доходить - что они видят. Все четверо парней летом, между десятым и одиннадцатым классом, подрабатывали на стройке и хорошо поняли, что это.

- Что вы молчите? - испуганно спросила Катя. - Саша, что... что ты молчишь? Миш, а? Вась? Рав?

Здесь теперь было душно. Еще душновато. И пахло не так, как должно было пахнуть - естественной земной сыростью.

- Мальчики, что это? - Катя никак не могла добиться ответа. Мальчики... Саш... что это? Ну что это? - бедная девушка заорала, завизжала, как завизжал бы любой смертельно испуганный человек. - Что это?

Ее голос заметался в темном лабиринте и не отдавался эхом.

- Бетон, - хрипло ответил, наконец, Саша. - Вaськ, ну это точно выход?

- Абсолютно, - тот тоже охрип и произнес это чуть слышно.

- А что значит бетон, Саш? - тоже тихо спросила девушка. - Зачем бетон, Саш?

- Нас замуровали.

-Это военные... или менты, - констатировал Михаил, хотя никакая констатация еще никогда никого не успокаивала. - Словом, государство.

- Катя, - снова подал голос ее возлюбленный, - нас... жи-вых... за-му-ро-ва-ли...

Катя тихонько, точно боясь, что тишина рассердится, точно боясь, что все может сложиться еще хуже, сдержанно зарыдала, уткнувшись в колени. Это придало Александру энергию. Он кинулся к бетонной преграде. Держа в левой фонарик, он правой рукой начал ковырять ее. Щебенка еще отколупывалась от застывающей массы, но уже с трудом. Он бросил фонарь, принялся ковырять обеими руками.

- Катька, свети! Давай вместе... Еще не застыл... Ну, давайте быстрее, козлы!.. Эй там, снаружи, вы что? Откапывайте!.. Васька, гад, что ты сидишь...