Михаил Сухоросов - Ибо сказано в писании

- Ну так ты принес?

- Принес, принес, конечно, - неуклюжий и широкий в тулупе Ярош руку за пазуху просунул, пошарил, протянул. – Вот.

Ката приняла дешевенький роговой гребень:

- Даже волосы остались… Это хорошо. А точно Елькин гребень? А то станет за тобой старуха бегать, опять ко мне прискачешь…

- Сам из головы у нее вынул.

- Ну, если так – будет тебе Елька, - улыбнулась Ката. – А меня чем за работу отдаришь? – словно невзначай поближе подошла, в лицо парню глянула. Ярош лоб шапкой утер – вспотел разом – отодвинулся от колдуньи подальше:

- Не заржавеет за мной… Свиней вот колоть скоро… И муки привезу… И дров…

Ката снова усмехнулась – сейчас уж грустно, почти зло:

- Ладно, иди.

Ярош из рукавицы на стол три монетки тряхнул, попятился, выскочил. В дверь вьюга плеснула, осталась снаружи, завыла, запричитала, словно в тепло просится. Ничего, перебьется, на то и вьюга… Ишь, разгулялась как! Да оно и к лучшему, сегодня уже не придет никто, да и завтра тоже. Кто крещеный, те завтра рождество справлять будут, кто нет – середину зимы празднуют, коров режут, долги отдают, на следующий год сговариваются. Да и Кате забывать не след, старых богов уважить надо… Но это завтра.

Ката серебро небрежно в кошель смахнула, на лавку бросила. В руку зеркало взяла – серебряное тоже, не железное какое-нибудь. Не крестьянка, может себе позволить… И чего Ярош так от нее шарахнулся? Волосы светлые, брови вразлет, глаза зеленые, да и фигурой не обижена. Боится… Да и не он один. Ему Ельку конопатую подавай, а от Каты – бегом… Кому охота с колдуньей связываться? Трусы они все, вот что. А кто нее трусы, тех либо уже поубивали, либо с ватажниками гуляют по Мечиславовым землям. А кто, говорят, и к молодому князю в дружину попал. Эти б не боялись… Да и сам молодой князь, говорят, красавец…

Ката решительно тряхнула головой, отбрасывая никчемные мысли. Она – Прирожденная, а о князьях да воях пусть Елька конопатая мечтает. Помечтает-помечтает, а все равно за Ярошем как собачонка побежит, уж Ката постарается… но только завтра. А сегодня ей гостей ждать. Только б из деревни никто не заявился! Да нет, к ночи ворота запирают, а Ката уже за городьбой живет.

За несколько лет деревня успела разбухнуть, стесниться, обрасти частоколом. Успел уйти в мерзлую землю патер Николаус, успел улететь в облака с дымом Витко-колдун, отец Каты. Долго умирал, три ночи, перед смертью оберег с руки снял, сейчас он у Каты на руке… Лешко-мельника Мечиславовы конники зарубили, кузнец Радим замерз пьяный, Ильяшка-деревяшка как-то вечером взял да и ухромал на своей сосновой ноге куда-то из деревни… Зато пришлого народа – сколько хочешь. Одно время, лет пять назад, с восхода целыми обозами тянулись. Кто дальше проехал, а кто здесь остался – рубить дома, острожить рыбу и петь свои непонятные тягучие песни. Вместо отца Николауса приезжал какой-то в сером балахоне, покричал, покрутился, да так и уехал. В церкви теперь Йон с Побережья хозяйничает, он у отца Николауса еще служил…

Искры в очаге взлетели, пламя затрещало радостно – вылетел из огня клубок, прошелся по дому, и вот он, Юркая Тень, как всегда, откуда не ждешь:

- Хей-я! Встречай гостя, сестренка! А чего это у тебя дымоход не чищен?

- Ты и почистил, - не выдержала Ката, рассмеялась. Этот Юркая Тень, он каким был, таким и остался… И появляется всегда, откуда не ждешь. И лицом почти не изменился – черный, худой, горбоносый. Только еще с усами. Да в синей куртке, нож на поясе в золото оправлен… Любит покрасоваться, чего уж там.

- А раз почистил, так давай, угощай, ублажай… А воин-то наш небесный где?

- Обещал быть. Он-то не обманывает…

- Ну, вот не надо! Я тоже не обманываю… иногда.

- Когда на угощение падаешь? Пей-ка лучше наливку…

Юркая Тень на лавку плюхнулся:

- Он-то знает, что я здесь?

- Куда ж от тебя денешься…

А Юркая Тень на стол облокотился, усмехается невесело:

- Эх, сестренка… Знаешь ведь: мы с ним враги. Вот от этого-то точно никуда не денешься…

Ката даже примолкал, глянула на него удивленно. Никогда Юркая Тень таким серьезеным не был… Враги-то враги, но когда он об этом вспомнить успел?

- Ты чего? Уж не заболел ли?

Юркая Тень, откинувшись к стене, захохотал – так, как он один умеет: забыв про все, в желтых глазах искры пляшут:

- Заболел… Уж ты, сестренка, как сказанешь…

Кто-то в дверь стукнул трижды – громко, отчетливо – и Юркая Тень смех оборвал. Уставился в стол, буркнул почти угрюмо:

- Пришел твой небесный воин… Открывай давай.

Открылась дверь – Ката после полутьмы дома чуть не ослепла. Белянчик теперь так сверкает – глазам больно…

- Погасни, - Юркая Тень сморщился недовольно. – Чего сиять, все свои…

Белянчик и сам смутился, сияние притушил, дверь за собой прикрыл аккуратно, еще и оглянулся – не видел ли кто?.. Настоящим красавцем Белянчик стал: широченные плечи под белоснежным плащом, серебряный шлем на светлых кудрях, глаза голубые, чистые… Одно слово – ангел. Улыбнулся Кате:

- Здравствуй, - и на лавку сел, напротив Юркой Тени. Уставились друг на дружку, замолчали. Нехорошо замолчали… Ничего, авось не подерутся – уж Ката знает. Все ж не первый раз у нее сходятся, хоть в последнее время все реже и реже. Схлестнутся они когда-нибудь – прав Юркая Тень, они уже и родились-то врагами… Но не сегодня схлестнутся, не в эту ночь.

- Ну что, так и будете друг дружкой любоваться? – Ката из кувшина наливку по кружкам разлила.

- А и то правда, сестренка. Вот на тебя посмотреть – хорошеешь все, никак уняться не можешь… Ну что, небесный воин, со свиданьицем?

- За встречу, - неторопливо и осторожно согласился Белянчик, поднимая кружку. Наливка у Каты на редкость получилась – крепкая, слегка терпкая… Юркая Тень пальцы в миску с капустой запустил, прожевал с хрустом:

- Хорошо… Ладно, сестренка, рассказывай, что новенького. А то меня слушать – у некоторых уши вянут… Кто это до меня заходил-то? Жених?

- Жених, жених… Только не мой. Все-то у него сладилось, только невеста не согласна. Вот и просит… уговорить.

- И ты согласилась? – Белянчик настежь распахнул свои невозможные глаза. Подразнить его, что ли, по старой памяти?..

- Ну как же, грех – человеку не помочь. А за деньги – особенно.

- Вот это по нашему, сестренка, - Юркая Тень по хозяйски взялся за кувшин, наполнил кружки. – А ты сама чего теряешься? Давай и тебя за кого выдадим, а?

Ката к нему повернулась – улыбка словно к губам прилипла:

- Да захоти я, любой из них ко мне на карачках приползет. Только мне же мужик нужен, а не… Боятся они меня – как же, колдунья, еще глотку перекусит или высушит… За что мне такое? Я ж не виновата, что я Прирожденная, тоже ведь жить хочу, мужика любить…