Михаил Сухоросов - Наемник

Знаете ли вы северный ноябрь? Нет, вы таки не знаете северного ноября! И честно скажу, не приведи вам судьба его узнать, если вы уже битый час торчите на автобусной остановке, на плечах у вас видавшая всяческие виды курточка на рыбьем меху, а на голове — кепчонка, несущая чисто декоративные функции, то есть абсолютно не греющая. На улице во-первых, пятница, во-вторых, десятый час вечера, в-третьих — совершенно гнусный ветер — куда ни повернись, он все равно дует в лицо, забирается под одежду, швыряется какой-то паскудной, не желающей таять снежной крупкой…

Самое скверное во всей этой ситуации, что, стоя на автобусной остановке, роет слежавшийся снег носками тупорылых «вибрамов» не кто-нибудь, а ваш покорный слуга, Михаил Ордынцев, а для друзей просто Майк, возраст — двадцать три года, рост — 170, вес — 65, по профессии художник, по характеру — ненормальный.

Нет, окружающую обстановку я воспринимаю вполне адекватно, с людьми схожусь легко, дело свое знаю… Но при этом не могу долго жить на одном месте — не то что тяга к странствиям или что-то такое, просто через некоторое время после очередного переезда наваливается на меня нечто вроде мании преследования, ощущение постоянного и пристального взгляда на спине, что-то наподобие шарящего прожектора. Словно меня ищет кто-то, с кем бы мне очень не хотелось встречаться. И тогда я срываюсь, переезжаю на другое место, а там вскорости повторяется та же история. И при этом я ничего с собой поделать не могу, хотя полностью сознаю абсурдность подобных действий…

Вот так же получилось и на сей раз. Я уволился из маленького театрика в маленьком северном городке Н-ске, продержавшись четыре с небольшим месяца. Только вот расчет получить не успел… Так что придется мне тут до понедельника куковать, а возвращаться в свою малюсенькую квартирку с маркими зелеными стенами смерть, как неохота, а как подумаешь, что там еще два дня сидеть… Конечно, можно бы забуриться в гости к кому-нибудь, но ирония судьбы есть ирония судьбы — тех, к кому можно бы, то есть артистов Н-ского театра, как раз сегодня унесло на гастроли. Да что в этом городе — все автобусы кончились?!

Кстати, насколько я помню, вчера мы с артистами давали друг другу могучую отвальную — они провожали меня домой, я их — на гастроли. И, помнится, из того неимоверного количества пойла что-то еще уцелело… Точно! Есть же початая бутылка коньяка! Так, получается, живем! А вон и автобус, настоящий, живой, теплый автобус! Нет, жизнь все-таки вещь неплохая.

Я пристроился у окошка и уставился в проносящуюся мимо темноту, изредка прорезаемую огоньками газовых факелов. Вот странно: мой бзик сильнее всего наваливается на меня в моем родном городе, в Бурге. А не заехать туда мне никак нельзя — меня там помимо всевозможных друзей и товарищей, а так же коллег, ждет Ларико, она же Лариса Карцева. Может, конечно, и не ждет, но это уже детали. Хорошо, что есть на свете женщины, способные понять тонкую и ранимую душу художника… Несмотря на то, что художник этот, свин пропойный, чуть что слетает с нарезки и мчится неизвестно куда, задравши хвост.

Я выскочил на своей остановке, и на меня тут же снова набросился ветер, так что для начала мне пришлось долго и нудно гоняться за своей кепкой. Но это все, господа хорошие, ерунда. Сейчас я закрою за собой казенную дверь казенной хаты, плюхнусь в казенное кресло, задеру ноги на казенный столик и налью первый стопарь. И пропади все пропадом!

Естественно, мне пришлось с минуту хлопать себя по карманам в поисках ключей. Согласен, потеряй я их — было бы куда как смешнее… Но теперь непогода и прочие гадости остались снаружи. Куртку на вешалку, замок — на два оборота. Теперь — чайник на плиту… И наконец, смотр припасов.

Со жратвой оказалось относительно неплохо, во всяком случае, до понедельника с голодухи не подохну. Только с хлебом напряжно — обнаруженную мной пару бубликов вполне можно использовать в качестве кастетов… или кастаньетов, это уж как кому нравится.

А вот в комнате бардак: на подоконнике грязная посуда, на полу стопки книг, на столе шмотки вперемешку с кистями… Гадюшничек. Что называется, в лучших традициях. Ну не хлестать же нормальный коньяк в обстановке такого развала? Ладно, ограничусь чисто косметической уборкой. Упаковываться сегодня не буду — мебелей и сервизов у меня как-то не наблюдается, а краски и кисти места много не займут, так что остается только книги нормально упаковать. Мой обет… пардон, психоз запрещает мне иметь больше имущества, чем можно утащить на своем горбу.

Минут через пять у меня уже все было готово, я разместил в пределах досягаемости папиросы, спички и стакан, установил поудобней настольную лампу. Коньяк оказался там, где я его и оставил, в тумбочке за банками с краской.

Ну вот, теперь порядок. И даже уезжать никуда не хочется. Все-таки затягивает Север… Жаль, что Ларико сюда выбраться не смогла… Хотя, может, и к лучшему — я ж кочевник, пусть и поневоле. Ну ладно, приступим к церемонии торжественного прощания со славным городом Н-ском… Но для начала надо взять книжку. Что ж я сегодня буду перечитывать? Ага, вот она, «Харчевня в Шпессарте». Ничего с собой поделать не могу, обожаю сказки.

Я в последний раз окинул комнату взглядом, прикидывая, не упустил ли чего, показал язык вьюге за окном и плюхнулся в кресло. Ну-с, приступим.

Я хватил коньяку и раскрыл Гауфа. Но сосредоточиться на чтении почему-то не получается, есть какой-то дискомфорт во всей ситуации. Ветер, что-ли?.. Нет, не ветер. А мандраж почему-то растет… И ощущение пристального взгляда на спине вдруг стало предельно четким, ощутимым почти физически. Вот теперь я точно знаю: в квартире есть еще кто-то, кроме меня. И сразу страх побрел мокрыми холодными лапами пор спине прямиком к затылку.

Черт, да не может там никого быть! В этой квартире даже шкафа нет, в котором можно спрятаться. А влезть в окно на пятом этаже — извините, не верю. Надо еще коньячку хлобыстнуть, успокоиться.

Напиток тепло скользнул внутрь, но беспокойство не пропало. Так, готово. Съехал. Вот, значит, как оно происходит — пять минут назад был вполне нормален, а сейчас — все, готовый кандидат в дурку. Надо будет психиатрам сдаться… Если доживу до того момента. Да обернись ты, духовидец несчастный, убедись, что там никого нет! Но вцепившийся в затылок страх не дает повернуть голову. А еще бьется и пульсирует в затылке неизвестно вообще откуда взявшаяся мысль: «Выследили…» Да кто выследил?! Обернись, псих ненормальный, посмотри своими идиотскими гляделками — нет там никого, и быть не может! Но пересилить себя и обернуться не получается.