Сергей Лексутов - Полночный путь

Пока половчанка раскидывала прямо на траве холстину, пока раскладывала нехитрую снедь, прискакал нежданный стражник, легко соскочил с коня, снял шлем, повесил его на луку, вместе со щитом, сказал:

— Впереди на половину лье чисто…

— Чего-о?.. — изумился Серик. Он только что заметил, что воин совсем молодой, едва ли старше самого Серика.

Горчак пробурчал:

— Три версты… — и, обращаясь к воину, пригласил: — Хоть ты, видно, и знатного происхождения, не побрезгуй отобедать с нами…

Воин, нисколько не чинясь, присел к холстине, сложив ноги по-касожски; видать, давно привычен к походным пирам.

Горчак спросил:

— Зовут-то тебя как?

Воин открыто улыбнулся, сказал:

— Зовите меня Рене, а чей я сын, того знать вам не к чему. Если вы бывалые купцы, то наверняка знаете, известное на всю Франкию имя.

Тем временем проснувшийся кормчий, слез с ладьи, и притащил жбан с медом подмышкой, в другой руке он нес огромную братину. Наполнив ее медом, он отпил вволю, и пустил братину по кругу. Рене сидел рядом с Горчаком. Тот отпил в свою очередь, нерешительно замешкался; как-то не удобно было передавать ее Звяге через голову Рене. Но тот преспокойно протянул руки и принял братину. Отпив, крякнул, сказал, передавая братину Звяге:

— Русский мед не хуже франкского вина… — и принялся рвать зубами кус копченого мяса, заедая его сухарями и смачно хрустя луковицами.

Франкский рыцарь определенно начинал нравиться Серику. Он спросил:

— Коли ты знатного рода, какая нелегкая тебя в эти места занесла?

Тот безмятежно ответил, потянувшись снова к крупно нарезанным кускам мяса:

— А у меня еще три старших брата… А сосед наш, как раз в этих местах всего лишь за двенадцать лет сколотил такое состояние, что, вернувшись домой, купил землю и замок у обедневшего барона, который жил по соседству с нами.

— А ты тут давно? — не унимался Серик.

— Вторую весну. Нынче узнал, большой караван собирается в страну серов, а тут, через волок, сколько дней уже ни единого каравана! Как бы не опоздать…

— А чего ж один не пошел через волок?

— Я правду сказал; большая банда касогов объявилась, одному не пройти.

Горчак проговорил:

— С нами еще опаснее; с одного взять нечего, может, и не нападут, а на нас точно полезут…

Рыцарь ухмыльнулся, сказал:

— А я сразу понял, что вы не простые купцы; и ладейка-то у вас шибко маленькая, и воинскую сноровку трудно упрятать за купеческой внешностью… Ну, может, вы, и правда, купцы, да только я знаю уже столько купцов, на поединок с каждым из них вышел бы лишь исповедовавшись, и причастившись…

Болтал он по-русски бегло, только слова чудно произносил, и многие коверкал, но понимать легко было. Когда наелись, кормчий пустил по кругу еще одну братину. Немножко полежали, нежась на солнышке, а потом неспешно зашагали дальше. Серику все больше и больше нравилась купеческая жизнь.

Уже в сумерках вышли к постоялому двору. Огромная изба была сложена из потемневших бревен, к ней примыкали сараи, сложенные из таких же бревен; образовался квадрат, с одними мощными воротами и глухими стенами наружу. И все это было окружено еще и глинобитной изгородью высотой по грудь рослому человеку.

Телегу оставили за изгородью, а быков погонщики распрягли и загнали внутрь. Расторопные работники постоялого двора принялись скидывать с сеновала охапки сена, погонщики таскали воду из не далекой запруды. Хозяин, встречая гостей в воротах своей крепости, сказал по-русски, хоть судя по его смуглой роже с крючковатым носом, был он половцем:

— Оно бы не плохо было пустить их попастись на весеннюю травку, да большая шайка касогов шалит… — увидев Горчака, он изумленно спросил: — Ба-а, Горчак… А чего ж ты не с караваном идешь, а с такой маленькой ладейкой? Неужто выгнал тебя Реут?! Или ты свое дело затеял?

Горчак неопределенно пожал плечами, ответил по-половецки:

— У купца на службе всякие поручения приходится выполнять… — и, пройдя мимо хозяина, направился к распахнутым дверям одной из пристроек.

Серик пошел за ним. За дверями была огромная горница, заставленная длинными столами, пустынными, как степь. Только за одним сидел грустный Рене, и крутил пальцем кинжал на столе. Подняв голову, он сказал:

— Не поверил мне почему-то в долг хозяин?..

— А ты чего ему сказал? — спросил Горчак.

— Да сказал, что с купцом Горчаком иду с одной ладейкой…

— Вот потому и не поверил… — Горчак уселся за стол, заорал: — Хозяин! Ужин на всех пятнадцать!

Расторопные работники принялись таскать на стол снедь. Пока таскали, Шарап со Звягой пришли, да и Реутовы работники с погонщиками подтянулись. Половецкая еда сильно отличалась от русской, Серика чуть не вывернуло наизнанку от вида полной миски толстых белых червей, щедро сдобренных красноватым соусом. Увидя его гримасу, Горчак расхохотался, сказал:

— Ешь, не сомневайся! Этих червей из муки делают, особым образом высушивают, и получается весьма вкусно…

Шарап со Звягой уже наворачивали за обе щеки. Серик попробовал, и верно — оказалось вкусно. А кисло-сладкий соус был еще щедро сдобрен дорогущим перцем, который мать лишь с позапрошлого года позволила себе покупать. Одно было неудобство, приходилось есть руками, ложка ну никак не желала цеплять эту заморскую снедь. В мисках лежало еще по здоровенному куску жареного мяса, так что ужин оказался весьма сытным. В заключение работники притащили жбан вина. Когда сидели, отвалившись от стола, и не спеша припивая вино, Серик спросил:

— Мне первую стражу стоять?..

Горчак пожал плечами, уверенно сказал:

— Я думаю, здесь на нас не нападут.

— Эт, почему же?

— А потому! Которую неделю касоги тут в округе гуляют, а постоялый двор не спалили… Почему, спрашивается?

— Почему?

— А потому, што хозяин с ними в доле!

Серик изумленно поморгал, протянул:

— Как же так?..

— А как еще жить в таком глухом месте, где каравана порой приходится неделями ждать? А зимой тут и вовсе тоскливо. Обозы идут редко… Но стражу стоять все равно надо. Касоги тот еще народец; могут ночью подкрасться, и что-нибудь стянуть с ладьи, а то и быков угонят, если увидят, что стражи нет. Так что, отстоим по очереди вчетвером, чтоб все успели выспаться; чую, завтра денек хлопотным выдастся…

— А я чего же?.. — обиженным голосом встрял Рене.

— А тебе завтра весь день впереди скакать, и поглядывать… — проговорил Горчак, и залпом допил вино из кружки. — Все, спать пошли.

Серик обрядился, как положено; надел подкольчужную рубаху, кольчугу, привесил к поясу меч, сзади за пояс заткнул длинный и узкий половецкий кинжал, за голенище правого сапога сунул засапожник, — его этому еще отец научил, — за плечо привесил колчан со стрелами. На левую руку надел щит, и, прихватив лук в кожаном налучье, вышел за ворота. Уже смеркалось. Серик вскарабкался на ладью, огляделся. Лучше всего степь открывалась с ладейной кормы. Он прошел в корму, сел на борт, привалился спиной к драконьему хвосту, и принялся глядеть в степь. Он давно уже привык к тому, что в этих местах нет долгих прозрачных сумерек, как в Киеве; ночь падает сразу, будто меховым одеялом окутывает землю. И вот за какой-то миг до полной тьмы, Серик боковым зрением ухватил какое-то шевеление под стеной постоялого двора; из неприметной дверцы, прорезанной у самой земли в стене конюшни, вылезал человек. Серик не разглядел его толком, но это был точно кто-то из работников постоялого двора. Крадучись, и озираясь, он, пригнувшись, нырнул в высокую весеннюю траву и был таков.