Владимир Титов - Шоу для кандидата в императоры

— Пожалуйста, — ответила Алина и обернулась.

Насыщенность ее «пожалуйста» раздавила меня. Заложи его в спектрометр — прибор от растерянности перегорит. Лавина чувств, получувств и оттенков.

— А знаешь, Володя, — сообщила Алина, не дав мне раскрыть рот для изречения очередной плоской умности, — за нами идет какая-то лиса.

— Лиса? — Я обернулся и остановился.

Метрах в двадцати за нами по обочине дороги действительно плелась лиса. Когда мы остановились, она лениво разлеглась на траве, выставив передние лапы и положив на них голову.

— Т-а-ак! — процедил я с угрозой. — Старая знакомая!

— Та, которая рыбу съела? — уточнила Алина.

— Она самая.

— А что ей надо?

— А вот мы сейчас у ней спросим: что ей надо. Эй, — крикнул я грозно и пошел на лису. — Какого черта тебе от нас надо?

Лиса села. Потянулась. Я подобрал подвернувшуюся по дороге палку.

— Какой невоспитанный! — протявкала лиса и не спеша отбежала на безопасное расстояние.

— Правда, говорящая! — восхищенно воскликнула за моей спиной Алина. — Володя, оставь ее!

— Пусть сначала скажет: зачем она преследует нас?

— Нужны вы мне!.. — огрызнулась лисица. — Всю жизнь мечтала вас преследовать!..

— А она еще и грубиянка! — возмутился я.

— Сам грубиян! — пролаяла лиса и снова развалилась на травке.

— Ну что ж, потолкуем. — Я тоже устроился на обочине дороги, не расставаясь однако с палкой. Чем черт не шутит, вдруг лиса бешеная! Подошла Алина и села рядом со мной.

— Не о чем мне с вами толковать, — заявила лиса и демонстративно отвернулась.

— Ха! — только и вымолвил я.

— Скажите, пожалуйста, лисичка-сестричка, зачем вы за нами идете? — спросила Алина вежливо.

Лиса с интересом взглянула на Алину и нехотя проговорила:

— У меня приказ.

— Распремудрой? — догадался я.

— Распремудрой, — ответила лиса с достоинством и снова отвернулась, давая понять, что беседа окончена.

— А зачем она приказала следить за нами? — все так же вежливо допытывалась Алина.

Лиса взглянула на нее, как на глупое, непонятливое дитя, вздохнула, но ничего не сказала. Посидели минуты три молча.

— Ну вот что, — сказал я, решительно вставая. — Как там вша баба Яга говорить любит: хиляй? Во-во! Хиляй! И чтоб на глаза мне больше не попадалась, а не то и тебе и твоей Распремудрой достанется.

Лисица презрительно фыркнула:

— Ох, как страшно!

Если бы меня в тот момент спросили: чего мне не достает до полного счастья? — я, не задумываясь, ответил бы: Хоть раз, от души пнуть наглую рыжую тварь! Я уже был близок к счастью, когда меня догнала Алина и схватила за шиворот.

— Володя!

Я остановился и, не скрывая раздражения, возопил: — Ну?! Чего еще?!

— Я не позволю бить лису, — заявила Алина сердито.

— Это еще почему?

— Я — член общества охраны животных.

Я не сразу понял смысл, сказанного. Когда же до меня на конец дошло, я долго не мог решить, как лучше поступить; засмеяться, заплакать или экстренно создать общество по охране людей от животных и от активистов общества, животных охраняющего? Время для умного ответа было упущено. Махнув обреченно рукой, я пошел к мосту через Глубокую. Где-то там, за рекой, у тридцать первого километра, возможно, ждал меня всыпавший из Зоны Шурик.

Следом за мной брела Алина. За Алиной на очень почти тельном расстоянии плелась лиса. Палки и моего башмака она все же побаивалась…

Автобусы, машины и большую толпу людей мы заметили издалека.

— Володя! Люди! — радостно крикнула Алина и, догнав меня, взяла под руку. А если точнее — повисла на моей руке.

— Вижу, — буркнул я.

Алина потерлась головой о мое плечо, прося таким странным способом прощения и предлагая мир. И хотя она еще несколько минут назад лишила меня возможности окунуться в полное счастье, я простил ее. Обернувшись, я погрозил лисе палкой и забросил ее далеко в лес.

Чем ближе подходили мы к людскому скоплению, тем больше я удивлялся. В жизни мне не доводилось видеть такой идеально ровной шеренги, как та, которая перегородила автостраду. И еще удивляло одно обстоятельство: видно было, что люди кричат и отчаянно жестикулируют, но до нас не долетало ни звука. И это в двадцати метрах от толпы!

В толпе, к своей великой радости, я рассмотрел Шурика Нёстерчука и Толика Лазорева. Махнув им весело рукой, я зашагал быстрее.

Но то, что произошло дальше, не укладывалось в рамки здравого смысла.

Люди с ужасом на лицах вдруг шарахнулись от нас с Алиной, когда до них оставалось от силы пять метров. Мужчины, женщины, дети бежали спотыкаясь, сбивая друг друга с ног. Одни скрывались в лесу, другие заскакивали в машины и на мотоциклы, разворачивались и на полном газу исчезали за поворотом, третьи, сломя голову, улепетывали по автостраде, забыв о своих мотоциклах, автомашинах и автобусах. Я изумился, заметив в числе убегающих и спины своих друзей. Бегство происходило в полнейшей тишине, будто в немом фильме.

— Что это с ними? — прошептала Алина и прижалась ко мне.

Я пожал плечами. Даже мое второе «я» выползло из подсознания и, разинув рот, ошарашено взирало На происходящее. Оно тоже ни черта не понимало.

Лежать на сосновых шишках и сухих иголках было очень неудобно. Руки тряслись, ноги дрожали, сердце рвалось вон из груди. Шурик с трудом перевел дыхание. Да, давненько не доводилось бегать с такой прытью! Жаль, никто не фиксировал время бега, наверняка только что было побито несколько мировых рекордов.

В голове мелькнула совсем уж неуместная и дурацкая «А что, если оно слопает продукты, брошенные в машине?!» Шурику стало стыдно за свою мыслишку. Пожалел продукты, когда оно наверняка уже доедает его друга! Шурик робко выглянул из-под разлапистого корня, под который он всего несколько минут назад спрятался, устав бежать. Шурик огляделся.

Людеи вокруг не было. Мирно стояли огромные сосны. Ярко сияли в полумраке леса молоденькие березки, попавшие в упругие потоки солнечного света, чудом прорвавшиеся через плотную крону деревьев. Где-то вдали стучал дятел, на разные голоса пищала пернатая мелочь. Идиллия! Шурик вылез из-под корня и помотал головой, пытаясь привести мысли хоть в какое-то подобие системы. «Что за ерунда? — соображал он. — Неужели пригрезилось?».

Он встал и стряхнул сухие сосновые иголки, прилипшие к брюкам и рубашке.

Невдалеке, в кустах, раздался треск сучьев, какие-то сдавленные крики. Шурик быстро присел на четвереньки и приготовился снова нырнуть под здоровенный корень упавшей некогда древней сосны. Крики и возня в кустах то затихали, то вырастали. Шурик прислушался. Ему показалось, что один из голосов, доносившихся из кустов, принадлежал Анатолию. Лазореву.