Тэд Чанг - Вавилонская башня

Если бы башню положить на равнину Шинар, то чтобы пройти от одного ее конца до другого, понадобилось бы два дня пути. Чтобы подняться на вершину, требуется полтора месяца, если человек идет налегке. Но с пустыми руками на вершину поднимаются немногие. Остальные медленно тянут за собой тележки с кирпичами. Четыре месяца проходит с того дня, когда кирпич укладывают на тележку, и до того момента, когда его снимают, чтобы уложить на вершине.

Всю свою жизнь Хиллалум прожил в Эламе, и о Вавилоне знал только одно — что они покупают в Эламе медь. Слитки меди плыли на судах вниз по реке Карун в Нижнее море, и направлялись к Евфрату. А Хиллалум с другими рудокопами путешествовали сушей, с купеческим караваном тяжело груженых онагров. Караван шел по пыльной тропе с нагорья, по равнинам, к зеленым полям, рассеченным каналами и дамбами. Никто из них не видел башни раньше. Она показалась еще за много лиг пути, тонкая, как льняная нить, дрожащая в нагретом воздухе, она тянулась вверх из плоского комочка грязи, которым был Вавилон. Когда караван подошел поближе, комочек грязи вырос в могучие городские стены, но все взгляды все равно были прикованы к башне. Когда же путешественники опустили глаза, они заметили тот отпечаток, который башня оставила на городе: Евфрат нес свои воды в глубине широкой и глубокой долины, глина которой пошла на кирпичи. К югу от города стояли вереницы печей для обжига, которые уже не дымили. Когда путники подошли к городским воротам, башня предстала перед ними еще огромнее, чем Хиллалум мог себе представить: колонна толщиной с целый храм, и поднимавшаяся так высоко, что вершина терялась в бесконечности. Они шли, задрав головы вверх, щурясь от солнца. Нанни, приятель Хиллалума, толкнул его локтем:

— Мы что, поднимемся туда? На самый верх? — благоговейно прошептал он.

— Да. Наверх, чтобы копать. Это… против естества.

Рудокопы подошли к центральным воротам западной стены, откуда выходил другой караван. Они поспешили в узкую полоску тени под стеной, а их мастер, Бели, крикнул стражам на вершине надвратной башни:

— Мы рудокопы, что призваны из земли Элам!

Привратники зашумели. Один из них наклонился к ним:

— Так это вы будете пробивать свод небесный?

— Мы!

Весь город праздновал. Празднества начались восемь дней назад, когда был отправлен последний кирпич, и продлятся еще два дня. Днем и ночью город веселился, танцевал, пировал. Вместе с кирпичными мастерами здесь были возчики, люди с бугрящимися от окаменевших мышц ногами. Каждое утро артель начинала восхождение, они шли четыре дня, передавали свои тележки следующим, и спускались в город с пустыми тележками на пятый. Целая череда таких артелей работала на пути до самой вершины башни, но только самые нижние праздновали внизу, в городе. Для тех, кто жил на башне, заранее было отправлено вдоволь и мяса, и вина. Вечером Хиллалум с другими эламитами сидели на глиняных скамьях, за длинным столом, уставленным едой, одним из множества столов, расставленных на городской площади. Рудокопы говорили с возчиками, расспрашивали их о Башне.

— Кто-то мне рассказывал, что каменщики, работающие на самом верху, плачут и рвут на себе волосы, когда роняют кирпич, потому что потребуется четыре месяца, чтобы принести новый, но никто и внимания не обращает, когда упадет человек. Это правда? — спросил Нанни. Один из возчиков поразговорчивее, Лугатум, покачал головой:

— Да нет, это байки. Караван с кирпичами идет непрерывно, каждый день на вершину поднимаются тысячи кирпичей. Потеря одного из них для каменщиков ничего не значит, — он наклонился поближе. — Но все же есть штука, которую они ценят больше человеческой жизни. Кельма!

— Кельма?

— Если каменщик уронит свой мастерок, он не сможет работать, пока не доставят новый. Несколько месяцев он не сможет заработать себе на хлеб, значит, приходится влезать в долги. Вот почему потеря мастерка — большое горе. Зато когда падает человек, а его мастерок остается, остальные про себя радуются. Потому что следующий, кто уронит мастерок, возьмет лишний и будет работать дальше, не влезая в долги. Хиллалум ошеломленно принялся считать, сколько кирок привезли с собой рудокопы. Но тут же опомнился.

— Не может такого быть. Почему бы не посылать наверх и мастерки? Их вес по сравнению с кирпичами — мелочь. А если упал человек, это большая потеря, если только на верху нет лишнего, обученного ремеслу каменщика. Если нет, то придется долго ждать, пока другой не поднимется снизу.

Возчики расхохотались.

— А этого не надуешь, — весело сказал Лугатум. Он повернулся к Хиллалуму: — Так вы начнете подъем сразу после праздника?

Хиллалум отхлебнул пива.

— Да. Я слышал, что мы будем работать с рудокопами из западных земель, но еще не видел их. Ты об них что-нибудь знаешь?

— Они пришли из страны, называющейся Египет, но они не рудокопы, как вы. Они каменотесы.

— В Эламе мы тоже добывали камень, — сказал Нанни с набитым свининой ртом.

— Это совсем не то. Они работают с гранитом.

— Гранит? — В Эламе добывали алебастр и известняк, но не гранит. — А ты не врешь?

— Купцы, бывавшие в Египте, рассказывали, что там зиккураты и храмы строят из огромных блоков известняка и гранита. И еще из гранита там высекают гигантские статуи.

— Но ведь гранит очень тяжело обрабатывать… Лугатум пожал плечами.

— Они справляются. Царские зодчие считают, что такие каменотесы могут пригодиться, когда вы дойдете до тверди небесной. Хиллалум кивнул. Это могло быть правдой. Кто знает, что им там понадобится?

— Так ты их уже видел?

— Нет, они еще не прибыли, но ожидаются со дня на день. Но если они не придут до конца празднества, тогда вы, эламиты, будете подниматься одни.

— А вы пойдете с нами, верно?

— Да, но только первые четыре дня. Потом повернем обратно, а вы, счастливчики, пойдете дальше.

— Почему счастливчики?

— Страсть как хочется подняться наверх. Однажды я тянул с верхней артелью и поднялся на высоту двенадцати дней. Но выше ни разу не поднимался. А вы пойдете гораздо выше. — Лугатум грустно улыбнулся. — Я завидую вам, вы коснетесь свода небесна. Коснуться свода небесна. Ударить в него киркой, открыть. Хиллалуму стало не по себе.

— Не стоит завидовать… — начал он.

— Верно, — перебил Нанни. — Когда мы закончим, каждый сможет коснуться!

На следующее утро Хиллалум пошел смотреть башню. Он стоял на гигантской площади, окружавшей ее. Сбоку стоял храм, который сам по себе был бы впечатляющим, но рядом с башней он казался незаметным. Хиллалум отчетливо чувствовал ее совершенную прочность. По преданиям, башню строили такой прочной, как ни один зиккурат.