Михаил Белозеров - Железные паруса

Он отступил к двери — через весь зал, мимо огоньков и рубильников, мимо щитов управления, мимо гигантских трансформаторов и выпрямителей, мимо экранов ЭВМ и блоков питания. Но шар опередил его. Описав дугу и все так же волоча за собой провода и шланги, завис, преградив дорогу к выходу.

— Что тебе надо? — спросил Он на всякий случай.

Глупо спросил и без надежды на ответ.

Шар безмолвствовал. Наверное, у него было свое представление о человеке и он думал о нем не совсем лицеприятно, потому что выражение его глаз на блестящей поверхности было ехидным, — должно быть, оттого, что левый зрачок был поврежден и глядел словно с прищуром, выражая превосходство железа над человеческой плотью.

Возможно, шар принадлежал к самым прагматичным роботам — глаза его стали наливаться голубоватым светом, и даже левый приоткрылся чуть-чуть больше, и Он вдруг понял, что его приподнимают, что Он делается легче, невесомее и что его несут. На мгновение Он потерял ориентацию, и, только стараясь сохранить вертикальное положение, искал, за что бы уцепиться. Вдруг его уронили — мягко, словно ненароком, но все равно слишком неожиданно. Шар словно споткнулся, словно у него что-то сломалось внутри или дало сбой. Глаза его на мгновение погасли, стали черными. Во всеобъемлющем тиканье зала произошла пауза. Он упал, и, не обращая внимания на боль в лодыжке, инстинктивно сделал, как в боксе, — уклон вправо, под левый подбитый глаз, в сторону от шара, перенеся вес на здоровую ногу. И, наверное, надо было ткнуть его в облупившийся бок или дернуть раз, другой за шланги и провода, но Он, чувствуя пронзительность каждого мгновения, проскользнул в приоткрытую дверь, шмыгнул за нее, почти сбежал — сделал это так быстро, словно ему должны были выстрелить в спину. И уже подумал, что спасся, но ощутил рывок, жесткую хватку всей спиной, и понял бессмысленность своих усилий. Шар приподнял его и снова потащил к центру зала. Потащил и развернул к себе лицом.

Он снова повис между трансформатором и распределительным щитом, взирая на безучастно жужжащий шар и его голубоватые глазки. Весь зал наполнился возмущенным жужжанием и тиканьем, словно все оборудование пришло в возбуждение, словно оно было живое и что-то понимало, понимало — как вызов на вторжение, почти угрожающе, почти как хозяин, почти как паук над мухой. Однако сытый паук, потому что через мгновение звуки стали затихать, успокаиваться, пока не осталось одно старушечье поскрипывание где-то в переплетении проводов и катушек, реостатов и трансформаторов, и даже экраны ЭВМ потухли, и на них появилась заставка в виде бесконечного переплетения разноцветных труб и узлов.

С шаром тоже творилось что-то неладное, потому что, замерев у двери, он стал засыпать в унисон окружающему его жужжанию. Вначале поблекли глаза — выцвели, потом, мигнув, совсем как у человека, закрылись. Провода и шланги под ним обвисли. И Он ощутил, что его отпускают из объятий. Он снова упал, но теперь ловко на обе ноги. Оглянулся, ища, чем можно было бы обороняться, но ничего не обнаружил, кроме стула-верушки у ЭВМ. Осторожно шагнул к нему. Подхватив стул, подобрался к шару, и, не дав ему проснуться и опомниться, ударил со всего маху. Ударил по залатанному боку, по кабелям и шлангам. Ударил, закрыв глаза. Ударил, повалился на пол под треск электрических разрядов и откатился к стене.

А когда открыл глаза, шар горел. Горел мелкими, рваными сполохами. Из его боков сыпались искры и шел дым. Искрились и стонали силовые шкафы и трансформаторы, искрилась возмущенная ЭВМ, которая все проспала — все самое главное.

Он отполз к двери, открыл ее и потерял сознание.

***

На уровне своего лица Он увидел туфли — новенькие, словно только что с магазинной полки. Андреа приподнял и посадил его.

— Извини, я забыл тебя предупредить… — сказал он почти равнодушно.

У него просто раскалывалась голова. Он потряс ею, и на пол брызнула кровь.

— Развяжи меня, — попросил Он.

Андреа наклонился и распустил узлы. Веревки упали сами по себе. Он прислонился для равновесия к стене. Лестничная клетка, где они сидели, плыла и кружилась. Он закрыл глаза, сосредоточившись на желании просто дышать и больше ничего не делать.

— Я понял, кто ты… — сказал Он, не открывая глаз и разминая запястья.

Наверное, Он рисковал, но осознанно. Надо было показать, что Он не боится.

— Это неважно, — почти миролюбиво ответил Андреа.

У него был все тот же респектабельный вид то ли преуспевающего бизнесмена, то ли ученого — летний костюм сидел на нем элегантно, как от Диора, а очки в золотой оправе делали лицо замкнутым и неподвижным.

— Ты убил его… — констатировал Андреа все так же равнодушно.

— Кого? — удивился Он и открыл глаза.

Лестница поплыла вбок.

— Двуглазого…

— Не убил, а разрушил…

Обвинение было более чем смехотворным.

— Нет, убил… — Так говорит человек, умеющий рассуждать.

— Кого? — не понял Он — Шар, что ли?

— Не шар, а lenticularis…

— Ну, прости, — ответил саркастически, — он сам меня чуть не убил…

— Он не мог тебя убить, это просто гравитационная линза. — Лицо его осталось невозмутимым.

— Не понял? — удивился Он, разминая руки.

Он знал, что ему сначала надо было найти Африканца.

— Линза-цисфинит, а не какой-нибудь доморощенный "переход", — неожиданно вдохновенно пояснил Андреа.

— Ну и что? — не понял Он.

— «Они» дали мне возможность работать. Я ведь фанат своих идей, — наконец Андреа расставил все точки над i.

— Кто "они"? — спросил Он.

— Старуха, Джованни и Мака. В общем, «они» — все остальные…

Казалось, он говорит очень серьезно о том, что и так был ясно. Но ясно только ему одному.

— Я знал, что кто-то должен прийти, но не думал, что это ты, да еще с собакой, — ответил он на его недоумение.

— Кто "они"? — спросил Он упрямо.

— Ну вот эти все… мысли…

— А… — понял Он, — тебя и этому учили…

Они, не договаривая, поняли друг друга: один с искусственным опытом ученого-аналитика, другой — чисто интуитивно.

— Что? Удивил? — засмеялся Андреа.

Впервые в его голосе появились какие-то человеческие нотки. Казалось, он был расстроен, но скрывал это.

— Удивил, — признался Он.

— Надо же что-то делать. А когда знаешь будущее, жить скучно. — Он о чем-то сожалел, но вяло, как человек, который в любой момент все может исправить. — Но ты меня подвел…

— Чем? — уточнил Он.

— Просто здесь был «канал», а ты его закрыл. Ты очень упертый.

— А ты был там? — спросил Он, потому что не потерял еще интерес к жизни, пусть это и была жизнь одиночки.

— Был… Но там ничего интересного. Жить там невозможно… все общее… как… как… — он не нашел сравнения. — Все друг друга знают, даже чужие мысли… Одно единое тело, что ли. Но это даже не тело… состояние духа, точнее. Передвигаются «они» только по команде, коридоры такие… Жесткая иерархия… И полное отсутствие прогресса в нашем понимании. Безвременье… Без чувств, без страданий, без радостей…