Стивен Кинг - Истории Хейвена

Она отказалась. В другой раз он сказал:

— Когда моя очередь устраивать по четвергам ночной покер, парням это не нравится. Никто не хочет, чтобы Иисус смотрел на него, когда он пытается передернуть.

— Может быть, они чувствуют себя неудобно, потому что знают: азартные игры — это дьявольское наваждение, — сказала Бекка. Хороший покерный игрок, Джо сдержался.

— Тогда дьявольские штучки — и твой фен, и это гранатовое кольцо, которые ты так любишь, прости господи, — сказал он. — Лучше верни их назад в магазин и отдай деньги Армии Спасения.

Поэтому она позволила Джо отворачивать изображение Иисуса на одну ночь в месяц в четверг, когда к нему приходили играть в покер сквернословящие, залившиеся пивом друзья… но и только.

И теперь она знала действительную причину, почему он хотел избавиться от этой картины. Он все это время мог предполагать, что эта картина может быть магической. О, она считала, что — «святая» — слово получше, «магическая» — это для язычников, головорезов, каннибалов, католиков и тому подобных, но они почти пришли к тому же самому, разве нет? Как бы то ни было, Джо должен был чувствовать, что картина особая, что она могла бы быть средством, с помощью которого можно распознать его грех.

О, она предполагала, она знала: что-то происходило. Он больше не был с ней ночью, и хотя в этом было некоторое облегчение (секс был как раз таким, каким, по словам ее мамы, и должен быть, грязным, скотским, иногда болезненным, всегда унизительным), она время от времени ощущала запах духов на его воротничке. Она считала, что могла игнорировать эту связь — тот факт, что лапанья прекратились в то самое время, когда случайный запах духов начал появляться на его воротничках, — если бы изображение Иисуса на «Сони» не начало 7 июля говорить. Она могла бы даже игнорировать и третий фактор: в то же самое время, когда прекратились лапанья и появились запахи духов, старый Чарли Эстабрук из почтового офиса был отправлен в отставку, и из почтового офиса Огасты, чтобы занять его место, прибыла женщина по имени Нэнси Восс. Она предполагала, что Восс (которую Бекка теперь мысленно называла для простоты Нахалкой) была лет на пять старше, чем она и Джо, тогда ей было бы около пятидесяти, но она была щеголеватой, хорошо державшейся женщиной. Бекка допускала, что сама она набрала немного веса, со ста двадцати шести до двухсот и трех, в основном после того как Байрон, их единственный ребенок, покинул дом.

Она могла игнорировать это, она игнорировала бы это, возможно, даже пришла бы к тому, чтобы терпеть это с облегчением; если Нахалке нравится животность сексуального контакта с его вседозволенностью и толчками и этой заключительной струей липкого вещества, запахом слегка напоминающего треску и выглядящего как дешевое посудомоечное средство, то это только доказывает, что сама Нахалка немногим более чем животное. К тому же это освобождает Бекку от утомительных, чтобы не сказать — случайных, обязательств. Она могла бы это игнорировать, если бы изображение Иисуса не начало говорить.

В первый раз это случилось в четверг, как раз после трех часов дня. Бекка возвращалась в комнату из кухни с небольшой закуской (половина кофейного пирожного и кольцо, наполненное малиновым джемом) смотреть «Госпиталь». В действительности она уже не могла больше верить, что Люк и Лора когда-нибудь вернутся, но она была не в состоянии полностью перестать надеяться.

Она наклонялась к телевизору, когда Иисус сказал:

— Бекка, Джо вставляет это в Нахалкин низ почти всегда во время ленча, а иногда и после работы. Однажды он так обнаглел, что вставил ей, пока, как считалось, он помогает ей сортировать почту. И знаешь что? Она ни разу даже не сказала: "Хотя бы подожди, пока я разберусь с первым классом".

— И это еще не все, — сказал Иисус. Он прошел полкартины, Его роба развевалась вокруг ног, и сел на камень, выступавший из земли. Он держал свой посох между коленями и мрачно смотрел на Бекку. — В Хэвене многое происходит. Ты не поверишь и половине всего.

Бекка взвизгнула и упала на колени.

— О, мой Господь! — закричала она пронзительно. Одно из ее колен приземлилось прямо на кусок пирожного (размером и толщиной примерно с семейную Библию), прыснувшего малиновым наполнителем в морду Оззи, коту, который выполз из-под плиты посмотреть, что происходит. Оззи побежал, шипя, на кухню, и весь в красном и липком, капающем с усов, снова залез под плиту. Он провел там весь оставшийся день.

— Да, все Полсоны были недостаточно хороши, — сказал Иисус. Овечка побрела к Нему, и Он отогнал ее, с рассеянным нетерпением взмахивая посохом, что напомнило Бекке, даже в теперешнем ее застывшем положении, покойного отца. Овечка пошла, покрываясь рябью из-за трехмерного эффекта. Она исчезла, искривившись при переходе за край картины… но это был только оптический обман, Бекка это чувствовала. — Да уж! — провозгласил Иисус. Как тебе известно, Бекка, двоюродный дед Джо был убийца. Убил сына, жену, а затем самого себя. И когда он пришел сюда, знаешь ли ты, что Мы сказали? "Мест нет", — вот что Мы сказали. — Иисус наклонился вперед, опершись на посох. — "Пойди посмотри на мистера Раскольника, там внизу", — сказали Мы. — "Ты найдешь свое загробное пристанище, так и быть. Но может оказаться, что твой новый хозяин в качестве платы потребует ад, и чтобы жар никогда не выключался", — сказали Мы.

Невероятно: Иисус подмигнул ей… и это было причиной, по которой Бекка, пронзительно крича, сбежала из дома.

Она остановилась на заднем дворе, тяжело дыша, ее мышино-белые волосы закрывали лицо, сердце билось так быстро, что это ее пугало. Никто не слышал ее криков и разговора, слава Господу; они с Джо жили далеко на Ниста Роуд, и их ближайшими соседями были Бродские, жившие в этом неряшливом фургоне. Бродские были в полумиле отсюда. Это было хорошо. Никого, кто, услышав ее, подумал бы, что миссис Полсон сошла с ума.

Но так оно и есть, разве нет? Если ты думаешь, что картина может говорить, значит, ты должна быть сумасшедшей. Папочка поставил бы тебе за такие вещи три синяка: один за обман, второй за то, что поверила в него, и третий — за то, что подняла голос. Бекка, картины не разговаривают.

Нет… не было этого, тут же заговорил другой голос. Этот голос идет из твоей собственной головы, Бекка. Я не знаю, как это может быть… как ты знаешь, некоторые вещи… но вот что произошло. Ты сделала так, что изображение Иисуса разговаривает с тобой, так же, как Эдгар Берген, бывало, на шоу Эда Салливена заставлял говорить Чарли Маккарти.

Но эта мысль казалась более пугающей, более дурной, чем мысль о том, что картина говорила сама по себе, и она отказалась верить разуму. В конце концов, чудеса случались каждый день. Был же этот мексиканский парень, который нашел изображение Девы Марии, запеченное в энхилада или что-то в этом роде. Были чудеса в Лурде. Не говоря уже о детях, о которых было в одной из газеток — у них были плачущие камни. Это были добропорядочные чудеса (эти дети были вполне нормальными), как вознесение в проповеди Пэта Робертсона. Голоса слышат спятившие.