Лоуренс Джеймс - Дремлет земля

Она подняла голову с его плеча и указала пальцем.

- Там, за гобеленом, на котором Спаситель показывает свои раны Фоме Неверующему. Там дверца. Может быть, она до сих пор не заперта. Как всегда. Потом - темный коридор. Недалеко. Я даже сосчитала шаги. Четырнадцать. Потом - его дверь. Теперь она заперта. Гарантирую, он забыл про нее. Потому что она тоже за гобеленом. На нем было Избиение Младенцев.

Леди Иокаста снова начала всхлипывать. Старые воспоминания нахлынули на нее.

- Почему вы не засыпаете, миледи? Позвольте мне позаботится о вас, и вы попадете в приветливые объятия Леты.

Она посмотрела на него.

- Ты очень добрый. Как жаль, что мы не встретились много лет назад. Теперь поздно. Слишком поздно. Слишком поздно. Слишком поздно. Да, я засну, ты придешь еще раз? Умоляю тебя, Я, Леди Иокаста, умоляю тебя. Приходи завтра ночью. В тот же час. Пожалуйста. - Она улыбнулась, но улыбка получилась кривой. - Не так-то легко мне произнести это слово. Ты подарил мне доброту, Симеон. Не обижай меня, не забирай ее обратно. Кажется, я этого не вынесу, ты придешь?

- Да, миледи. Если смогу.

- Клянешься?

- Клянусь.

- Тогда помоги мне уснуть.

Легонько приподняв ее хрупкое тело, он уложил ее поудобнее на кровать. Она закрыла глаза, а он лег рядом с ней и стал гладить кончиками пальцев ее лоб. Успокаивал и ласкал. Постепенно его пальцы спустились к ее шее. Дыхание ее сделалось более глубоким и ровным. Она спала.

Саймон не мог рисковать и позволить леди Иокасте проснуться, пока он будет заниматься своим шпионским ремеслом, его пальцы нащупали некую точку под ее правым ухом. Там, где рядом лежат нервы и артерия. Сначала он нажал легонько. Потом покрепче. Поток крови замедлился. Некоторые секции мозга отключились. Дыхание стало прерывистым, потом снова спокойным.

Пока он не вернется и не надавит на другую точку, леди Иокаста будет спать. Если он не разбудит ее, она уснет навсегда.

Не теряя времени, Саймон подошел к гобелену с Фомой Неверующим и скользнул за него. Вокруг него заклубилась пыль, и он чуть не закашлялся. Уже много поколений здесь жили и размножались жуки и пауки, и никто их не тревожил. Под ногами Саймона захрустели сотни крошечных сухих трупиков. Дверь здесь действительно была. И она была открыта!

Проржавевшие петли скрежетали и изо всех сил сопротивлялись тому, чтобы потайная дверца была силой открыта. Чтобы заставить их замолчать, Саймону пришлось смочить слюной наиболее проржавевшие части. В тоннеле было сыро и холодно. Никто, даже самые отважные мыши, не согревали его своим дыханием уже много лет. Четырнадцать птичьих шажков леди Иокасты оказались всего восемью для Саймона, и он очутился у второй двери.

Сюда не проникал ни тончайший лучик света, и Саймон, даже прижав ухо к сухому дереву, не услышал ни легчайшего звука. Он взялся за узорчатое металлическое кольцо, служившее дверной ручкой, и осторожно повернул его. В ответ пронзительно и возмущенно завизжал дверной замок. Потом он почувствовал сопротивление. Дверь была заперта! Всего лишь с другой стороны двери соберется знать - может быть, уже собирается, может быть, они уже приготовились схватиться за мечи, чтобы ворваться в эту предательскую дверь и убить его на месте. Саймон покрылся потом. Он вытер руки о нижнюю рубашку и всем весом навалился на ручку. И снова в ответ раздался терзающий душу вопль прогнившего металла.

- Поворачивайся, ты, ублюдочный сын проститутки, трахнутый, дерьмовой, вонючий... а-а-ах!

Замок так давно не трогали, что его части приржавели друг к другу. Конечно, Саймон никоим образом не смог бы открыть замок, но Случилось то, что и должно было случиться. Древний металл не выдержал натиска Саймона, и все внутренности замка рассыпались. Дверь от толчка приоткрылась на несколько дюймов.

Ни света. Ни звука!

Он успел вовремя. Саймон тяжело дыша, прислонился у грубой стене и закрыл глаза, чувствуя, как пот ручьями катится по его лицу. Эти усилия выжали его, как лимон. Его правая рука ныла и дрожала. Если бы здесь его ждал вооруженный человек, Саймон не смог бы сопротивляться. То, что он видел и вытерпел этой ночью в совокупности со страшной борьбой с запертой дверью забрали все его силы.

Через минуту он выпрямился. Просунув руку за дверь, он ощутил грубую поверхность тыльной стороны гобелена. Узелки на ощупь казались ветхими. Он встал на колени, ощупал пол и обнаружил, что гобелен свисает до самого низа. Стоя на коленях, он уловил топот сапог, звяканье шпор, резкие голоса. Саймон метнулся назад и прикрыл дальнюю дверь за собой. В коридор просочился лучик света. Саймон снова смазал слюной петли и смог прикрыть дверь почти до конца.

Покои с другой стороны Избиения Младенцев заполнились людьми. Хорошо были слышны кашель, скрипение кресел, шарканье ногами, которое предшествуют любому совещанию. Шум смолк, когда кто-то - предположительно Мескарл - постучал по столу.

- К порядку! К порядку! Приступим.

Другой голос. Нетрудно узнать ядовитые интонации Малана.

- А что, милорд, нам можно не опасаться ваших проклятых жучков?

- Да. То, что будет сказано здесь, не услышит никто посторонний. Можете говорить здесь столь же откровенно, как в своей собственной спальне.

- Может быть, и более откровенно, отец.

Саймон широко раскрыл глаза. Стейси не упоминал альбиноса в числе тех, кто был посвящен во все секреты. И все же он оказался здесь, на самом секретном совещании планеты. Когда Саймон покидал замок "Фалькон", о существовании этого мальчика ходили только слухи. Его предполагаемая мать исчезла - было объявлено, что она заболела и скоропостижно скончалась. Теперь, по-видимому, Магус стал силой, с которой придется считаться.

После первоначального обмена любезностями совещание продолжалось до четырех утра, пока все, в большей или меньшей степени, не пришли к согласию. Когда в комнате снова стало темно и тихо, Саймон захлопнул дверь, прошел по узкому коридору и закрыл за собой другую дверь. Он вернул леди Иокасте нормальный сон и направился в казарму охранников. По пути он взял перстень с печаткой с блюда и положил его в карман.

Дуэнья проснулась, когда он проходил мимо, и потянулась в своем кресле. Она проводила Саймона своими желтыми глазами. Старуха походила на большую, пригревшуюся на солнце ящерицу.

Несмотря на многолетние тренировки, Саймон не смог утихомирить свои мысли и заснуть в эту ночь. Слишком о многом нужно было поразмыслить.

Ни один из дворян, за исключением несокрушимого де Пуактьера, не поднялся на завтрак. Большинство вышло только к обеду. Некоторые собрались на соколиную охоту, и им был придан отряд охранников. Саймон понял, что в замке предприняты усиленные меры безопасности. Опасаются увеличения активности мятежников, чувствуется, что партизаны могут воспользоваться собранием власть имущих, чтобы предпринять массированное нападение.