Сергей Гомонов - Послания себе (Книга 3)

Рената не сопротивлялась, когда он резким рывком привалил ее к стене и прижался своими губами к ее губам. Ядовитый язык дерзко скользнул в рот, словно жало впился в нёбо... Рената испытала такую боль, словно он хотел высосать из нее все внутренности. Она беспомощно заколотилась в руках Дмитрия, застонала. На нее смотрели бездонные черные глаза очень красивой женщины, они были очень близко, они излучали уверенность в победе. Тогда Рената сделала единственно возможную вещь: она прикусила терзающую плоть, прикусила так сильно, что во рту у нее стало не то кисло, не то солоно. Дмитрий отпрянул и отер с подбородка брызнувшую кровь:

- Вкусно, сестрица?

Рената размазала кровь по лицу. С места Дмитрия на нее и впрямь глядела молодая женщина, в неясных сумерках казавшаяся столь же красивой, сколь и холодной. Иное уродство подчас бывает милее такой вот безумной, злобной красоты...

- Мне понравилось! - вдруг с вызовом ответила Рената и бросилась на нее, хватая одной рукой за затылок, другой - за подбородок и впиваясь в ее губы не менее диким поцелуем.

Незнакомка начала вырываться. Ее силы куда-то ушли, и пальцами Дмитрия она судорожно скользила по предплечьям Ренаты.

Дмитрий ощутил страшную тошноту. Но вкупе с этим поцелуем все, что сейчас происходило, было для него чем-то несбыточным. Он прекратил сопротивляться, и услышал внутри себя истошный вопль. Пусть вопит. Пусть. Это не ее день. Ему не хватало воздуха, голова кружилась, от слабости подкашивались ноги. Еще чуть-чуть - и произойдет непоправимое. Он не пускал, хотя внутри с яростью полярной метели бесилась та, с кем он провел века.

Ладонью дрожащей руки он прикоснулся к щеке Ренаты, медленно запустил пальцы в растрепавшиеся рыжие волосы на виске, лаская, провел ими по затылку женщины. Та осторожно освободила его губы и отвела его руку от себя.

Они стояли друг перед другом, задыхаясь, глядя друг другу в глаза, и какие-то всполохи мелькали перед внутренним взором Ренаты. И тут он зажал рот ладонями. Спазм тошноты согнул его чуть ли не пополам - еще и еще. Как он переборол себя неизвестно.

- Я еще вернусь! - прошипел он, глядя на Ренату.

Она исподлобья следила за ним. Та женщина внезапно вернулась, схватила со стола длинную хрустальную вазу и яростно размахнулась ею. Если бы Рената не увернулась, неизвестно, что было бы с нею, а так ваза разлетелась вдребезги, расцарапав обои и усыпав осколками пушистый ковер. В руках у Дмитрия осталась лишь самая нижняя часть сосуда с острыми неровными краями, сверкавшими, как зубы чудовища.

Рената вцепилась ему в запястье при повторном замахе, резко выкрутила руку и толкнула ступней в живот. Дмитрий по инерции отбежал на несколько шагов, а она нет чтобы бежать, но просто в каком-то отупении стояла и смотрела, что он станет делать дальше. И в тот момент ни единой мысли не присутствовало в ее голове, пустой, словно кубышка.

Он отдышался, непонимающе взглянул на зазубрины донышка вазы, отбросил его от себя, словно ядовитого гада, и сдался:

- Не могу...

Рената ждала.

Дмитрий тяжело доковылял до кресла, привалился на подлокотник, сглотнул густую, пополам с кровью, медно-кислую слюну и, опершись на спинку, поднялся, точно был не молодым мужчиной лет тридцати пяти, а дряхлым дедом.

Рената села прямо на пол и обняла руками колени. На гостя она больше не смотрела.

Через полминуты хлопнула входная дверь...

ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Кула-Ори был разрушен почти до основания. Часть плато оползла и затонула в бухте. Уцелело от силы два-три здания, но жить в погребенном городе уже не хотел никто: любой из повторяющихся толчков мог стать роковым.

Кронрэй едва сдерживал слезы, бродя среди развалин и поглаживая останки своих детищ, еще совсем недавно радовавших глаз. Гораздо меньше тронул его сердце вид погребального костра, на котором оританяне сжигали найденные трупы своих соотечественников, и совсем не вызвали эмоций похороны дикарей - те связывали из стволов небольшие плоты, укладывали на них погибших и отправляли в плавание по воде. Туземцы тщательно следили, чтобы на каждый плот попадали обязательно близкие между собой люди: жены с мужьями, либо целые семьи. Помилуй, Природа, если бы родственники оказались на разных плотах!

Ал смотрел на все это молча, в одиночестве, спрятав руки в карманы и нахохлясь. Раньше такие ритуалы происходили на реке Кула-Шри, впадавшей в бухту океана, а теперь людям незачем было забивать устье бесчисленным количеством похоронных плотов: океан подступил так близко, что путь до него не составлял и получаса ходьбы.

Огонь и вода... Содержание, отлитое в форму... За кем правда - за теми, кто сжигал, или за теми, кто топил? И там, и там инстинкт ли, разум ли подсказывал: Попутчики должны быть вместе, и тогда... Что - тогда? Ничто не менялось в лучшую сторону уже пятьсот лет. И мало кто не помнил, в честь чего соблюдаются те или иные законы предков...

Астрофизик стоял на пригорке, обсосанном тремя недавними валами, пришедшими из мирового океана. Они раскололись о гранитный уступ, на который теперь опирался плечом Ал. Астрофизик не раз видел, как обнюхивал здесь камни его преданный сторож-Нат, словно читал книгу, написанную на одному ему известном языке... Почему-то вспомнились родители, оставшиеся на Оритане - и его, и Танрэй. Наверняка их уже нет в живых, а оболочки, некогда им принадлежавшие, отныне даже некому будет предать пламени...

Надо уходить. Нельзя привязываться к обстоятельствам. Земля еще нескоро оправится от безумия, и им всем нужно идти, чтобы не стать очередными жертвами какого-нибудь нового катаклизма... Путь должен лежать на юго-запад, в сторону моря, соединяющего континенты Рэйсатру и Осат. И теперь идти придется пешком: фактически, вся техника была либо уничтожена, либо повреждена и не поддавалась восстановлению. Апофеозом технического краха был распростертый грудой мертвого металла в растрескавшейся пустыне любимец эйрмастера, "Сах". На его тусклом борту сквозь струи дождя еще просвечивали три звезды эмблемы. И все.

Ал смотрел в неспокойную, ощетинившуюся бурунами, морскую даль. Там, за горизонтом, по ту сторону океана, умерла его родина... Теперь она действительно стала центром мироздания уже в прямом, а не в образном смысле.

Молодой человек прикрыл глаза, потянул воздух носом и оторвался от скалы. Нужно возвращаться к своим. Смотреть долее на копошащихся внизу туземцев не хватало сил. Надо идти и снова успокаивать отчаявшихся, утешать осиротевших, поднимать у всех дух и доказывать целесообразность перехода. Он знал, кто будет против него - просто, чтобы быть против...

А воздух отчетливо пах недавней смертью...

Уже на полдороги к поселку, временно разбитому потерявшими жилье кула-орийцами, на узкой тропе Ал встретил темноволосого юношу, совсем еще мальчика, но с тяжелым, сверлящим взглядом. Оба они приостановились, прежде чем разминуться, посмотрели друг на друга и... пошли каждый в свою сторону.