Клиффорд Саймак - Ведро алмазов

— А как тебе нравится это? — шериф взял в руку небольшой треугольник из тонких прутиков металла или пластика, — по-твоему, что это такое?

— Что это такое? Ну просто…

— Просто? Попробуй-ка просунуть в него палец.

В голосе шерифа послышалось настоящее торжество.

Я попытался выполнить его указание, но из этого ничего не вышло. Внутри треугольника была пустота. Во всяком случае, мой палец не встретил никакого препятствия, и все же я не мог продвинуть его ни на миллиметр, словно треугольник был заполнен невидимым и неощутимым, но твердым, как сталь, веществом.

— Разреши-ка взглянуть, в чем там дело, — попросил я.

Шериф охотно передал мне загадочную вещицу.

Я поднял ее так, чтобы свет от лампочки проходил через самый центр. Ничего. Я вертел треугольник и так и этак, но не обнаружил даже намека на какую-нибудь прозрачную пластинку. Но всякий раз, когда я пытался просунуть палец через отверстие, что-то его не пускало.

Дело кончилось тем, что я положил треугольник на стол рядом со штуковиной, похожей на песочные часы.

— Хватит или еще показать? — осведомился шериф.

Я мотнул головой.

— Согласен, Чет, я ни черта во всем этом не понимаю, и все-таки это еще не основание держать Джорджа под замком.

— Он останется здесь, пока я не поговорю с Чарли, — заупрямился шериф.

— Надеюсь, ты понимаешь, что, как только откроется суд, я явлюсь сюда с постановлением об освобождении.

— Знаю, Джон. — Спорить с шерифом было явно бесполезно. — Конечно, ты отличный адвокат, но я просто не могу отпустить Джорджа.

— В таком случае составьте заверенную опись всех вещей, которые вы отобрали у него. Я отсюда не уйду, пока не удостоверюсь, что они заперты в сейфе.

— Но…

— Теоретически все это собственность Джорджа.

— Это невозможно, ты же сам знаешь, Джон, что это немыслимо. Ну, посуди сам, где он, черт побери, мог достать…

— До тех пор пока вы не докажете, что он украл все эти вещи у какого-то конкретного лица, по закону они принадлежат ему. Человек вовсе не обязан предоставлять доказательства того, где он приобрел свою собственность.

— Ладно, ладно, — согласился шериф, — я составлю опись, вопрос только, как назвать все эти штуковины.

Ну, это была уже его забота.

— А сейчас мне надо обсудить с моим клиентом некоторые вопросы наедине, — сказал я.

Немного поспорив и поворчав, шериф открыл комнату для свидания с арестованными.

— Итак, Джордж, расскажи, что же все-таки с тобой произошло. Я имею в виду все-все. И постарайся по порядку.

Джордж понял, что я не шучу. К тому же он давно убедился, что лгать мне бесполезно: я все равно всегда на чем-нибудь ловил его в таких случаях.

— Ты, конечно, знаешь, что Мирта уехала, — начал он.

— Да.

— И ты знаешь, что, когда ее нет, я позволяю себе немного развлечься, пропустить рюмочку-другую и в конце концов влипаю в какую-нибудь историю. На этот раз я дал себе слово, что не возьму ни капли в рот и обойдусь без всяких там неприятностей. Бедняжке Мирте из-за меня и так уже изрядно досталось, вот я и решил доказать, что вполне могу держаться в рамках приличия. Сижу это я вчера вечером в гостиной. В одних носках — ботинки я снял. Включил телевизор, смотрю бейсбол. Знаешь, Джон, если бы «Близнецы» нашли себе стоппера получше, на будущий год у них могли бы быть шансы. Конечно, кроме стоппера, им нужна еще и отбивка поприличнее да пару-тройку левшей не мешало бы…

— Не отвлекайся, — прервал я.

— Да, так вот, сижу я тихо-мирно, смотрю игру. Ну, пиво потихоньку потягиваю. Я притащил полдюжины, и у меня как раз пятая бутылка кончалась…

— А мне показалось, что ты дал себе обещание не пить.

— Конечно, Джон, чтоб мне провалиться! Так ведь это же было пиво. Я его могу целый день дуть, и ни в одном глазу…

— Хорошо, продолжай.

— Значит, я и говорю, сижу, пью пиво. Шел седьмой период, «Янки» уже двоих провели, и вдруг Мэнтл как…

— Да черт с ней, с игрой! — не выдержал я. — Я хочу знать, что приключилось с тобой. Ведь влип-то ты, а не какой-то Мэнтл.

— А больше ничего и не было. Как раз в седьмом периоде Мэнтл вдарил с лета, а потом смотрю: иду это я по улице, а из-за угла выныривает полицейская машина.

— Ты хочешь сказать, что не помнишь, что произошло в промежутке? Что не знаешь, откуда у тебя оказалось ведро алмазов, картина и все прочее.

Джордж покачал головой:

— Я тебе рассказываю все, как было. Больше ничего не помню. Я бы не стал тебе врать. Нет смысла, все равно ты на чем-нибудь подловишь.

Некоторое время я молча разглядывал дядюшку Джорджа. Расспрашивать его дальше было без толку. Возможно, он рассказал правду, хотя, скорее всего, и не всю, но, чтобы вытянуть из него остальное, у меня сейчас не было времени.

— Ладно, — сказал я, — пусть пока будет так, как ты говоришь. А теперь возвращайся к себе в камеру, и чтобы было тихо. Веди себя прилично. Часам к девяти я вернусь и постараюсь выцарапать тебя отсюда. Ни с кем не разговаривай. Не отвечай ни на какие вопросы. Ничего не объясняй и не рассказывай. Если будут приставать и настаивать, скажи, что я запретил тебе говорить.

— Мне оставят алмазы?

— Трудно ручаться, может, это вовсе и не алмазы.

— Но ты же сам потребовал, чтобы составили опись.

— Ну и что из того? Я не могу гарантировать, что заставлю их вернуть отобранное.

— Послушай, Джон, у мена во рту пересохло, сил больше нет…

— Нет, и не надейся.

— Ну, всего бутылочки три-четыре пивка, а? От них не будет никакого вреда. Так, глотку промочить. Человек не может опьянеть от нескольких бутылок пива. Я вчера вовсе не был пьян. Клянусь, ни в одном глазу…

— Где я тебе достану пива среди ночи?

— У тебя в холодильнике всегда несколько бутылок припрятано. А ехать каких-нибудь шесть кварталов.

— Так и быть, я поговорило с шерифом.

Шериф не имел ничего против: ладно, пусть дядюшка Джордж хлебнет пива, ничего страшного не случится.

Из-за купола здания суда выглядывал краешек луны. В свете раскачивающейся на ветру лампы то возникал, то скрывался во тьме памятник Неизвестному солдату, стоявший в центре площади. Я поднял голову: на небе ни облачка, О дожде не могло быть и речи. Скоро наступит утро, взойдет солнце, и опять на полях будет сохнуть кукуруза, а фермеры будут с тревогой следить, как насосы, фыркая и кашляя от натуги, с трудом выплевывают в деревянные корыта тонкие струйки воды, которой все равно не хватит, чтобы как следует напоить скот.

На газоне перед зданием суда возились пять-шесть собак. Выпускать их на улицы было запрещено, но никто из жителей Уиллоу-Гроув не обращал внимания на этот запрет в надежде, что собаки успеют вернуться домой раньше, чем Вирджил Томпсон, городской собачник, выйдет на промысел.