К. Селихов - Мир приключений 1984

— Слушай, — вдруг прервал его Андрей, — а ведь я, знаешь, вспомнил, где того убежавшего видел.

— Где?

— Это рыжий! “Режиссер”! Помнишь тюрьму? Тот самый! Только он сегодня не рыжий был. Волосы у него черные, а я его все равно узнал!

— Рыжий тот, говоришь? — Никита остановился, задумчиво взглянул на Андрея. — Вот что, иди-ка сейчас домой — отоспись, а завтра утром прямо к нам. Ясно?..

Как в тумане, прошел перед Евдокией Борисовной день освобождения. Такого счастья она уже и не ждала, не надеялась больше ни на что. Думала только о детях да о том, как бы подостойнее принять смерть. И вдруг сразу: и свобода, и сын старшин дома, и свои в городе. Сердце ее не выдержало такого. Едва-едва помнит она, как Андрюша с товарищем довели ее до дому, как плача встретила ее мать, как муж с отцом укладывали в постель. И забылась в беспамятстве, в горячке…

Лишь через несколько дней сознание вернулось к ней. Желтая, исхудавшая, приподнялась на постели:

— Где белые? Наши в городе?

И, получив утвердительный ответ, тут же заторопилась вставать. Надо немедленно идти в губсовнархоз, в губисполком, надо собрать розданный работницам материал, откапывать сукно и машины.

— Да ты что — совсем рехнулась? — рассердилась мать. — Едва на ногах стоишь, детей даже не посмотрела как следует. Белые совсем близко — в Заволжье, по городу из пушек палят.

Чуть ли не силой Аграфена Ивановна снова уложила дочь в постель. Евдокия Борисовна лежала обессиленная, а беспокойные мысли продолжали одолевать: “Не пропало бы шинельное сукно! Такая ценность — и лежит в земле без присмотра, под кучей старого хлама, в подвале пустого дома. Мать говорила, что здание уцелело и при белых никого там не было. Поскорее бы пойти туда, все посмотреть самой, попросить охрану. А может, уже и фабрику можно открывать? Беляков прогнали из города, а обмундирование красноармейцам позарез нужно. Машины вот еще поглядеть бы — пылятся, ржавеют в подвалах фабрики; прятали впопыхах, даже смазать их не успели”.

Думала, засыпала, просыпалась — все тело болело от недавних побоев, опять проваливалась в тяжелый сон. Вдруг села на постели — стены дома дрожали, слышалась сильная стрельба, ухали разрывы снарядов. Догадалась: бой идет на берегу Волги. Вскоре стрельба затихла. Ходившая по воду мать слышала у колодца — красные начали наступление.

Евдокия Борисовна решительно встала с постели, оделась, разыскала в глубине буфета мандат красного директора и, несмотря на протесты матери, вышла из дома.

Она побывала в губисполкоме, в совнархозе, в губодежде. Получив различные полномочия, указания, денежные документы, она уже в сумерках, еле передвигая ноги от усталости, возвращалась домой.

“Дай-ка хоть взгляну на фабрику, — подумала она, — а уж завтра объявление вывешу, что фабрика открывается, обойду работниц, у которых материал спрятан, найду Катю. Встречу охрану — обещали прислать. Рабочие должны прийти, перенесут швейные машины из подвала, соберут, установят, наладят. Дел невпроворот!”

Вот и знакомое кирпичное здание. Железные ворота на запоре, кругом тишина, только собаки лают из подворотен. Подошла, тронула огромный висячий замок. Он тихо лязгнул о металл ворот.

Из-за угла вышел какой-то человек и, прихрамывая, быстро направился к ней. В сумерках не видно было его лица.

Евдокия Борисовна вдруг поняла, что уже почти темно, улица безлюдна и она стоит одна у пустынного запертого дома. “Не бандит ли какой? — мелькнуло беспокойно. — Их, говорят, сейчас полно ночью по улицам шастает Грабят, убивают!” Она прижалась спиной к холодному железу.

Человек приближался И тут Евдокия Борисовна его узнала. Не узнала — скорее, почувствовала: Кузьмич! Сторож Федор Кузьмич!

— Вот встреча-то! — кинулась она к нему, как к родному.

— Здравствуй, здравствуй, Борисовна, — протянул ей руку сторож. — Выздоровела, значит? Это хорошо. А я к тебе домой заходил, мать сказывала: побежала ты по нашим делам. Вот я и поджидаю тебя здесь. Знал: все равно не утерпишь, придешь к фабрике. Заодно и присмотреть тут надо за порядком, такое уж мое дело — сторожевое.

— Как там сукно-то, Кузьмич? — нетерпеливо прервала его Евдокия Борисовна. — Не наведывался?

Кузьмич замялся:

— Да вот, знаешь, Борисовна, сегодня заглянул я туда — не пондравилось мне чтой-то…

— Что, что?

— Говорю, не пондравилось!.. Рухлядь, что мы навалили сверху, вроде бы на месте, а и не на месте, если присмотреться.

— А ты копнуть пробовал?

— Да нет, неудобно было одному-то, без тебя.

— Идем! — Евдокия Борисовна сразу забыла про свои страхи, про усталость и решительно зашагала на Московскую. Прихрамывающий сторож семенил за ней.

Приблизившись к мрачному заброшенному особняку, заведующая фабрикой невольно замедлила шаги. В полутьме быстро надвигающейся осенней ночи дом с пустыми глазницами выбитых окон на пустынной улице мог напугать и вооруженного мужчину. Подошел запыхавшийся от быстрой ходьбы Федор Кузьмич

— У меня вот свечка есть, деловито сообщил он, — а за дверью лопата спрятана. Сейчас все и осмотрим…

Внизу Федор Кузьмич поставил свечу на земляной пол, разыскал первым делом в темном углу какое-то тряпье и плотно завесил два маленьких окошка, выходящих на улицу Сдвинув в сторону ломаные стулья, рваные тюфяки, старые книги, он внимательно осмотрел пол.

— Тут, кажись… Ох, не ндравится мне ето, — бормотал он, примеряясь, где лучше начинать копать.

— Что не нравится, Кузьмич?

— Да, понимаешь, когда мы сукно-то закопали, я сверху землю сперва трухой соломенной из матраса присыпал, чтобы, значит, не видно было свежего раскопа. А уж потом барахло это навалил сверху. Ну так вот… — Он остановился, вытащил кисет и стал задумчиво скручивать “козью ножку”.

— Да не тяни ты душу! — воскликнула Евдокия Борисовна. — Потом покуришь! Что там?

— Ну, нет, значит, той трухи, земля свежая — заровнена, а трухи нет. Я ето еще днем приметил.

— Тогда давай копать скорей! — Она схватилась за лопату.

— Сейчас, сейчас. Надо же место точно отметить. — Сторож отобрал лопату и принялся что-то отмерять ее ручкой от одной стенки, затем — от другой — Здесь, его уж точно. Наметив квадрат, он принялся копать.

Когда все было изрыто и перекопано, он разогнулся и вытер рукавом вспотевший лоб.

— Нет ничего! Видно, ухватил кто-то наше сукно, Борисовна!..

— Как это нет? Не может быть! Ты, наверно, не там копаешь! — Евдокия Борисовна схватила валявшийся тут же железный прут от старой кровати и принялась с силой втыкать его в пол. Прут легко входил в рыхлую землю, ни на что не наталкиваясь.

— Но кто выкопал, кто? Ведь знали только четверо!

— Да, в этом еще разбираться надо. — Сторож присел на ящик и закурил. — Вот что я тебе скажу: заявляй в Чеку. Они там для таких дел поставлены.