К. Селихов - Мир приключений 1984

В раскрытые двери была видна небольшая квадратная комната. При свете подвесной пятилинейной лампы вокруг стола, заставленного бутылями с самогоном, вареной картошкой, огурцами, жареной рыбой и еще чем-то, сидело несколько сильно накрашенных девиц — одна с гитарой — и два парня лет двадцати.

— А чего же? — ответил Коренастов. — Симочка моя — известная в городе хиромантка. Знаешь, как по руке гадает! Достатки у нее есть, отчего не повеселиться? А эти, — он махнул рукой в сторону девушек, — они и есть сестры христовы. Половину дома у нас снимают.

Навстречу им поднялась полная брюнетка лет двадцати восьми, в светло-голубом шелковом платье.

— Знакомьтесь, — сказал Коренастов. — Серафима Ивановна Ковригина. А это — друг мой, Андрей Лосев, хороший парень, прошу любить и жаловать. Давай, Андрей, с дорожки-то тяпнем по маленькой.

Шагая поздним вечером домой по совершенно безлюдной улице, Андрей инстинктивно сжимал в кармане рукоятку браунинга. Ну и места! Нападут бандиты — хоть кричи, хоть вопи, никто даже не покажется, не то чтобы на помощь прийти. А дом, куда он попал? Уж не притон ли какой бандитский? И сестры Христа — веселые. А хиромантка, гадалка эта, как кокетливо посматривала на него. Коренастов — тот сразу свалился совсем. Нет, не сестра она ему вовсе, врал он. Так с сестрами не разговаривают… И отчество у нее другое. Зато теперь точно известно, где этот спекулянт обитает… С утра к Никите — рассказать ему.

Вот поездка-то какая получилась! К Андрею вернулись грустные мысли. Неужели Наташа его разлюбила и вправду вышла замуж? Если б любила, обязательно написала бы, хоть матери его, а написала бы. А может, погибла?..

— Интересно, кто же такой этот Коренастов? — задумчиво говорил Никита. Он сидел на подоконнике и время от времени посматривал на улицу.

— Спекулянт, кто же еще, — отозвался от своего стола Андрей. — Я ж говорю: мешки у него там были, узлы…

— Я про эту хиромантку уже слышал. Говорят, здорово гадает.

— Вот у нее и погадай, кто такой Коренастов. Да что думать! Я который раз твержу: надо туда с обыском и брать их всех разом.

— А я тебе, Андрюха, который раз твержу: в нашем деле такая спешка годится только при ловле блох. — Никита рассердился, соскочил с подоконника и зашагал взад и вперед по комнате. — Ну, возьмем его, а что дальше? Сам говорил: сплавил свой багаж куда-то. Значит, от всего отопрется, даже если что было. Так, братишка, работать нельзя.

— Но я точно чувствую: контра. А еще связи какие-то, помнишь?..

— Это все слова, а нам факты нужны, факты, дорогой товарищ! И еще — вещественные доказательства, вещественные! Ясно? Так что вот как поступим. Пойдешь в губпрос, выяснишь, кто такой этот тип, откуда. И наведайся еще к нему в гости. Я, знаешь, чем дольше в ЧК работаю, тем больше убеждаюсь: с маху рубить надо, когда вполне ясно, что контра. Да еще когда бандиты там, в лесу, кулачье… Так что учись, братишка, и не спеши. Понял?

— Попять-то понял, а только чует мое сердце: можем упустить этого. — Андрей встал, махнул рукой. — Что тогда — будем слезы лить? И почему ты чутью моему не доверяешь?

— Плохо еще чуешь. Да не вздумай-ка самодеятельностью заниматься, как тогда… II со старухой — помнишь? — наколбасил. Я вот поговорил с пен по-человечески и выяснил: постояльца-то ей рекомендовал куликовский поп.

— Отец Константин? Не может быть! Бабушка моя все твердит: душевнее этого батюшки не встречала. А как ты узнал?

— “Как, как”! Пришел к бабке домой, в гости. Сахар принес, чай с ней пил. Ну и рассказал ей, значит, зачем это нам нужно, объяснил, что, мол, к пен, трудящей бабке, никаких претензий от пролетарской власти нет, а она должна помочь нам выяснить личность врага революции. Подход нужен к человеку, тем более, люди-то свои.

— Отец Константин? — задумчиво повторил Андрей. — Значит, арестуем его?

— Это зачем же опять так сразу? Может, и поп не виноват вовсе ни в чем. Вполне возможно, и его кто-то попросил за “крючника”. Ты вон сам говоришь — добрый батюшка. Правда, я слышал, проповеди у него больно скользкие. Да кто из попов сегодня за Советскую власть молится? В общем, и здесь надо дальше тянуть эту ниточку. Возьми-ка и попа твоего куликовского на заметку.

— А как? Он же знает, верно, что я в ЧК работаю.

— Поговори с бабкой своей, с ее знакомыми, которые в церковь эту ходят. Узнай толком, что он там за проповеди произносит, у кого бывает, кто к нему ходит. А я попробую личность его выяснить. Надо сегодня же доложить Лесову об этих делах. Но вот если он спросит про сукно, то что ответить, не знаю…

Мы же все время на “чапанках”, — вставил Андрей, — по губернии мотались. И ранен я был. Что, Лесову не известно, что ли? А тут еще рыжий убит.

— Никто с нас этого задания не снимал пока, так что отвечаем за пего полностью. И что рыжий убит, тоже не оправданье. — Никита остановился, посмотрел внимательно на Андрея. — Ты вот что: поговори-ка с матерью своей, спроси, когда я с ней повидаться смогу. Да так, чтобы не дома и не здесь.

— Может, у Кузьмича?

— У сторожа? Можно, он человек надежный, и сын у него геройский парень, я его знаю. Действуй!..

“Ночь-то какая, думал Андрей, спотыкаясь на выбоинах тротуара, — тьма-тьмущая, ни зги не видать”. Они сегодня засиделись на заседании комсомольской ячейки, а когда вышли, Оля Смышляева крепко ухватила его за руку:

— Как хочешь, Ромашов, ты должен проводить меня. Одна боюсь.

— Ладно уж, — ответил Андрей, — только с условием: без дискуссий. А то у меня голова от них сегодня распухла. Я ведь на ячейку прямо после работы, и целый день не евши.

— Хорошо, хорошо, — рассмеялась девушка, — не буду. Лучше скажи, почему ты на занятия в ТРАМ не приходишь? Знаешь, как интересно актерским мастерством заниматься! Этот Старцев — молодец. Мы ему паек даже повышенный выхлопотали.

— Занят я очень, Оля!

— А мы уже рассказали о тебе Евгению Александровичу…

— Кому, кому?

— Да Старцеву же, режиссеру нашему! И про то, что ты в настоящем театре играл, и что стихи писал и пьесу собираешься сочинить. Он ждет тебя: пьеса нам нужна.

— Ну уж там — играл, писал, — пробормотал польщенный Андрей. — Пока ничего путного не написал, работаю день и ночь.

— Приходи, Андрюша. Мы по воскресеньям теперь в Пардоме собираемся.

— Приду как-нибудь. Вот освобожусь немного. Сейчас прямо ни минутки, сплю и то урывками…

Так незаметно за разговором дошли они до бывшем гимназии Якубовича, в которой теперь помещался интернат имени Карла Маркса.

— Пока, Оля, — попрощался Андрей.

Он подождал, пока девушка скрылась за дверью, скрутил махорочную самокрутку и быстро направился к Дворцовой улице, но тут же остановился. Черт! Совсем забыл, что дамба, соединявшая центральную часть города с западной, рухнула. Придется идти в обход — по Кирпичной. А может, лучше через Курмышок?.. И вот теперь бредет он по улице в такой тьме, что собственную руку протяни — не усидишь. Раньше, когда на Курмышке толкучка была да цирк, тут вечерами не так глухо было. А теперь огонька из домов не видно, не то что фонарь какой-нибудь горел бы. Вот бандюгам раздолье…