Евгений Гаркушев - Плюшевые самураи (сборник)

– Генеральный штаб заявит протест.

– Только на это и надежда. Ладно, ротмистр, ждем.

Сысоев прервал соединение. Я поднялся на чердак одной из избушек – облюбовал позицию там еще днем. Нечто похожее на баржу держалось примерно в километре ниже по течению реки. Но была ли это баржа противника, или какое-то судно наблюдателей – сказать сложно. Прижимаясь к противоположному берегу Волги, шли теплоходы. Навигацию никто не отменял.

– Разрешаю покинуть окопы, – скомандовал я с чердака. – Далеко не разбредаемся, неприятель может появиться в любую минуту. Джальчинов, назначаетесь дежурным.

– И что мне делать? – совсем не по уставу подал голос Батыр.

– Следить за рекой. Можете подняться наверх – отсюда открывается прекрасный вид. В случае опасности дадите сигнал тревоги.

Отделение полковника тоже получило приказ отдыхать, но на виду бойцы не маячили. Вполне возможно, что с баржи за нами наблюдают в бинокль – незачем выдавать расположение позиций.

Прошел час, два. Десант не появлялся. С командованием мы связаться не могли – по регламенту боя у нас не было никакого командования. Мы получили приказ держать местность, и должны остановить врага. Точка.

Я лежал на кровати в избушке, временно оборудованной под штабную, когда туда поспешно вошел Старостин.

– Нашли! – радостно заявил он.

– Взрыватели?

– Нет. Флаг. Бродили с Пальцевым по деревне, в одной из избушек открыли сундук – а там флаг. Ветхий, но от старости не рассыплется.

Поручик развернул передо мной бело-сине-красное полотнище.

– Вы предлагаете поднять флаг над нашей позицией?

– Да. Древко я сейчас смастерю – и вывесим над самой высокой крышей.

– Действуйте.

Солнце еще не зашло, когда в его последних лучах заплескался флаг империи. Пусть отделению не выдали боевого знамени – оно нам и не было положено – мы нашли его сами!

– Ура! – закричали казаки.

– Ура! – хриплым голосом крикнул из своего окопа Иванов.

– Ура! – протяжно затянул Джальчинов.

На позициях полковника наш флаг тоже заметили – раздались выстрелы в воздух и крики «ура». Сысоев позвонил еще раз.

– Выражаю благодарность за поднятие настроения личного состава.

– От вашего имени выражу благодарность поручику Старостину.

Наступала ночь. Персов не было.

Берег Волги неплохо просматривался в прибор ночного видения. Но на всякий случай примерно раз в полчаса мы пускали в воздух осветительную ракету. Она разрывала лунные сумерки, отражалась в водах реки – и гасла, оставляя после себя черноту, которая постепенно рассеивалась светом луны и звезд.

– Измором берут, – тихо сказал Иванов, с которым мы дежурили в паре. Ночью на одного наблюдателя надежда слабая – вдруг дрема одолеет?

– Сами у себя время отнимают – нам меньше продержаться придется. Или поломка на барже – полагаю, генеральный штаб торговался, требовал, чтобы баржа от Астрахани шла, если не с персидского берега. Мы окопы сами роем, так пусть и персов укачает.

– Хоть бы они вообще не приплыли.

– На это я бы рассчитывать не стал…

Иванов достал из нагрудного кармана пачку сигарет, распечатал, закурил.

– А я полагал, вы противник табачного дыма.

– Противник, – кивнул Федор, закашлявшись. – Но, говорят, успокаивает. Ребята из порта сигареты сунули, когда собирали сюда. Сам-то я почти никогда…

В воздухе раздался стрекот вертолетных винтов. Потом в небе вспыхнула осветительная ракета – похоже, ее пустили с вертолета, горизонтально к земле. Наблюдатели. Смотрят, не занимаемся ли мы чем-то неположенным? Так ведь за оцеплением стоим. Но оцепление-то наше, можно найти солдата, который глаза закроет. Только зачем? Еще окопов прокопать? Еды и боеприпасов у нас вдоволь – если не считать взрывателей для снарядов. Но запросить боеприпасы дополнительно нельзя. Дисквалифицируют.

– С танком что делать будем? – спросил я Иванова.

– Из гранатометов, что тут думать. А близко подберется – казаки ручную гранату кинут. Пальцев похвалялся, что он два танка так подбил.

– Где же это он ухитрился? На учениях?

– Не иначе. Не слышал, чтобы наша армия где-то с танками в рукопашную билась.

Да, Россия в военном и техническом отношении превосходит все страны, лежащие по соседству. Кто может соперничать с нами? Британия? На море – несомненно, но сухопутная армия Британской империи гораздо слабее. Германия? У немцев слишком мало ресурсов, и колонии в Африке дела не спасают. Америка? Страна растет и развивается, техника там развита не хуже, чем у нас, а кое-где и лучше – но общих сухопутных границ нет. Танки с Аляски не пройдут через всю Канаду. Да и есть ли у нас на Аляске танки? Зачем они там нужны?

Иванов последний раз затянулся, отбросил окурок подальше от себя.

– Господин Волков, а вы в Бога веруете?

– Отчего спрашиваете, Федор?

– Так ведь страшно, ротмистр.

– Драться?

– Нет, умирать. Как нас там примут?

Я вздохнул.

– Ах, если бы приняли, Федор. Бог – свет, абсолютное добро. Нет никакого ада – в нас самих ад. Вот только не знаю, есть ли Бог. Это и страшно.

– Да как же нет? – степенно улыбнулся Иванов. – Кто ж тогда мир сотворил? Душой нас наделил? Чудеса миру явил? Кому храмы строят и осанну поют?

– А если нет никакой души, а мир наш – лишь флуктуация неведомой ткани мироздания? Возник мир, когда «Большой взрыв» произошел, и сгинет в никуда, следа после себя не оставив. Все наши мучения, все подвиги, вся доброта и сострадание – все зря. Игра природы, программа биологических компьютеров, созданных прихотью эволюции из комбинации атомов.

– И как вы с такими мыслями живете, господин Волков?

– Да нет, не живу я с этим, Федор. Сам хочу верить, и доказательства ищу, что не напрасно все. Иногда кажется – поверил. А иногда – сомнения гложут. И страшно. Не за себя страшно. Какой-то из святых на муки в аду или небытие соглашался, лишь бы другие были способны к жизни вечной. Я не святой, но тоже так не отказался бы. Не за себя страшно – за цель жизни. Ведь, если цели нет – ужаснее ничего и придумать нельзя.

– Есть цель, господин ротмистр.

– Есть ли?

– Точно вам говорю.

Повинуясь безотчетному порыву, мы обнялись.

– Ну, так тогда и бояться нам нечего, – сказал я. – А какие грехи совершили – так то простится, или отработается. В вечные муки не верю. Или блаженство, или небытие, или труд.

Край неба начал светлеть. Внизу по течению реки раздалось пыхтение. К берегу ползла баржа. Та самая. Мы не определили это по каким-то признакам, не вычислили, не получили экстренного сообщения. Мы просто знали.

Персидская баржа – черная, низко сидящая, с вязью арабских букв на борту – была приспособлена под высадку десанта. Не успела она пришвартоваться к берегу, как низкий борт открылся, с него упал широкий металлический трап, по которому на берег посыпались солдаты с автоматами и винтовками в руках. Отбежав от воды на десять-двадцать метров, они падали на землю, занимая оборону и прикрывая высадку. Действовали, как на учениях. Сейчас это не настолько сложно – ведь нам запрещено стрелять.