Мак Рейнольдс - Дело об одноразовом драндулете

Я впустил их, тряся головой.

— Знаете, — сказал я. — Вы двое всегда удивляли меня. Я помню вас с начала тридцатых годов, когда мы занимались одним из своих первых дел об убийстве — делом Ферде-Ланса. В те времена вы были инспектор по убийствам, а этот сержант — одной из ваших правых рук. Тридцать лет спустя, когда мы работали по делу, которое я описал в "Окончательном выводе", вы еще были инспектором по убийствам, а сержант все еще был сержантом. И теперь та же картина через тридцать или около того лет… Вас двоих никогда не повышали, и вы никогда не уходили в отставку?

Если не считать лет, он был все таким же старым инспектором с потрепанной фетровой шляпой на голове, морщинистая розовая шея стала еще морщинистее, когда-то проницательные серо-голубые глаза слезятся от старости почти так же, как и у Жирного, когда-то широкий зад стал мешковатым. Когда-то крупное серое лицо покрывалось сероватым налетом, но рычание оставалось прежним, хотя, пожалуй, немного дрожало.

— Хватит, Лысик, — ответил он. — Мы были в отставке, оба. Но вернулись, когда город докатился до того, что оказался не в состоянии позволить себе роскошь платить своим муниципальным служащим, и большая часть полицейских уволилась. Инфляция, словно ржавчина, съела наши пенсии до того, что раз в месяц можно позволить себе купить пару соевых сосисок, вот мы оба и вернулись в полицию. Теперь мы, по крайней мере, можем прихватить немного фруктов с витрин да потрясти ресторан или бар за подмешивание наркотиков в спиртное.

— Если когда-либо был полицейским, то навсегда останешься клопом, заметил я, провожая их в офис Жирного.

К тому времени, как мы добрались туда, Жирный уже вливал из кварты в стакан остатки пива.

Он поднял голову и промямлил, как обычно:

— Действительно. Импульсивный инспектор. Давненько не виделись, сер. Чем вызван этот визит, доставляющий мне сомнительное удовольствие?

Инспектор опустился в красное кресло, а сержант в одно из желтых. Я прошел и сел за свой стол.

К моему удивлению, инспектор достал сигару, и, прежде чем сунуть ее в рот, покатал между пальцами. Как в далекие старые времена, когда он являлся к нам в офис почти каждую неделю по поводу какой-нибудь жалобы полиции или методов работы Жирного, он не прикуривал ее. Я не видел сигары целую вечность. С тех пор, как правительство объявила запрет на табак.

— Я случайно оказался рядом, — скрипучим голосом сказал он. — Мы с сержантом должны были произвести арест через несколько дверей отсюда в сторону девятого авеню. Забрали доктора Боллмера во время облавы на Виргинскую клиентуру по обвинению в распространении табака. Продавал его в розницу школьникам, — он вынул сигару из дряблого рта и полюбовался ею. — Конфисковал эту улику.

— Неужели? — заметил Жирный, сердито глядя на него. — Даже не думал, что у моего старого друга доктора Боллмера настали тяжелые времена. Но вы ведь не настолько глупы, чтобы подозревать меня, как соучастника бутлегерства мистера Никотина?

— По-видимому, док лишился практики из-за автоматизации, — сказал инспектор. — Как бы то ни было, как только мы вышли от него, я заметил трех подозрительных типов, спускавшихся по лестнице от вашей парадной двери.

— Чем их вид вам показался подозрительным? — поинтересовался я.

Инспектор посмотрел на меня мутными глазами.

— Они спускались по лестнице этого дома.

Такой ответ вызвал у сержанта квакающий смех. Он явно зашел по тропе старческой немощи так далеко, как и его босс — или мой, если на то пошло.

— Фу. Вы недоумок, инспектор, — сказал Жирный, поднял стакан с пивом, допил его, затем достал платок и стер с губ пену. — Три джентльмена, о которых идет речь — мои клиенты.

Инспектор сердито посмотрел на него.

— Этого я и боюсь. Последние десять лет, когда у вас был клиент, разверзлась вся преисподняя, пока так или иначе вы не вываливали их в грязи.

— Па… Вы ворвались в мой дом, сер. Если у вас нет ордера, я предлагаю…

— Чего они хотели? — резко, насколько позволил ему скрипучий голос, спросил инспектор.

— Это, инспектор, останется между мной и моими клиентами.

— Ну, да? — сказал инспектор.

— Ну, да? — словно эхо повторил сержант.

— Ну, да, — сказал и я, чтобы не оставаться в стороне.

— Это как-нибудь связано с убийством? — спросил инспектор. — Когда вы беретесь за дело с убийством, а это случалось добрую половину века, оно, как правило, превращалось в бойню. До того, как вы якобы заканчиваете расследование преступления, вокруг оказывается столько трупов, что можно подумать, что в городе разразилась чума.

По-видимому, Жирному это надоело. Отключившись от всего на свете, он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

Несколько долгих минут инспектор сердито смотрел на него. Но он и прежде сталкивался с этим. Когда Жирный хотел отключиться, он проделывал это со сноровкой черепахи. Наступила напряженная тишина. На посеревшем от старости лице инспектора ухитрился появиться злой румянец.

— Проклятый слон, пропитанный пивом.

И перевел на меня свой сердитый взгляд.

В вымученной улыбке я показал ему свои вставные челюсти.

— Воплощение спокойствия, — заметил я, чтобы его успокоить.

— Ты, улыбающаяся обезьяна, — выругался он, вставая. — Пошли, сержант.

Сежант пошел и они последовали через холл к выходу. Я двинулся следом не столько из вежливости, сколько желая убедиться, что они действительно ушли. В свое время я видел, как инспектор делал вид что уходит, а затем украдкой возвращается через зал, чтобы приложить ухо к двери оффиса на всяий случай, может удастся подслушать, как мы с Жирным обсуждаем дело, которое у нас в руках.

Когда я вернулся, Жирный сидел, постукивая пальцем по надлокотнику кресла, из чего я понял, что он просто кипит от злости.

— Черт побери, Лысик, — пробормотал он. — Я бы подал в суд на город за оскорбление личности.

— За последние десять лет у города Нью-Йорка в сундуках не было и псевдо-десятицентовой монеты.

— Фу.

Зазвонил телефон и я ответил на вызов. На экране видеотелефона появилась Лил. Я скривился. Если она еще раз сделает пластическую операцию, подбородок окажется у нее на макушке.

— Эскамилло! — заквакала она. — У меня потрясающая идея, дорогой. Пойдем сегодня во «Фламинго» и спляшем этот новый танец рок-н-джёк.

— Рок-н-джёк? — повторил я жалобно. — Это слишком сексуальный танец для меня. У меня до сих пор колики в крестце после прошлого раза, когда мы ходили танцевать, а ведь это был всего лишь возрожденный вальс. Кроме того, у босса новое дело.

— Какое дело? — настырно спросила она. — Пиво?

Ее лицо исчезло.

— Какого черта не автоматизируют танцы? Все остальное уже автоматизированно, — пробурчал я.