Олег Абазин - Пришелец

– По-моему, он решил пройти по карнизу до лестницы, - ответил тот ему. - Как бы не сорвался!

– По какому карнизу? - удивился тот, направившись в сторону 708-й. - До какой лестницы?! Это здание нового образца - не барак - здесь не существует карнизов и наружных лестниц… - Прервал его взвизг Лизы - она его обогнала и вбежала в палату первой… Брата её в палате уже не было, словно он спрятался под одну из "коек-невидимок".

Многоликий подбежал к прикрытому окну (до этого оно было закрыто на все шпингалеты, как он ранее обратил внимание), распахнул его и… обомлел, когда выглянул и увидел как обнажённый Петя пробирается по узенькому карнизу, даже не обращая внимание на то, что до ржавой металлической лестницы ему ещё далеко.

– Сорвёшься ведь, дурак! - заметил ему Многоликий (когда Петя посмотрел на него, это был всё тот же двойник Пришельца), - давай назад!

– Не-а, - ответил Пётр. - Ты отрежешь мне скальпелем руки. Я читал окончание твоей повести, и лучше мне сорваться чем… испытать то, что со мной произойдёт "по-написанному".

– Ну что ты за идиот! - объяснял ему Многоликий, - это же всё РОЗЫГРЫШ! Как ты не поймёшь!

– Я понял, - сказал Пётр, не останавливаясь, - потому и пробираюсь к лестнице… Кстати, вам всем не помешает последовать моему примеру, если захотите выбраться из этого здания, которое кстати скоро взорвётся…

– Чё ты мелешь! - уставился он на Петра как на шизофреника, - как это оно взорвётся?! Ты что, исправлял концовку "Пришельца"?!

– Естественно, - ухмыльнулся в ответ Петя. - Всё, кроме вашего долбанного седьмого этажа зачеркнул и описал карниз и лестницу, к которой я сейчас и направляюсь. Всего остального в реальности больше не существует. Выходов у вас никаких нет. Так что поторопитесь, ребята, ибо сразу как ты притронешься карандашом к тетради, раздастся взрыв.

– По-написанному, да? - уточнил Многоликий.

– По нему, - утвердительно кивнул в ответ Петя. - А если я притронусь, то взрыва не раздастся - здание останется цело.

– Ладно, - снизошёл Многоликий, - чёрт с тобой, вылазь и пиши, что я тебя вместе с твой долбанной сестрёнкой отпускаю на волю…

– А я именно это и написал! - удивила Многоликого эта "смышлёная обнажённая Выдумка".

В общем, не долго ещё длилась эта нудная надоедливая болтовня, при самом большом желании автор которую ни в какую не стал бы описывать, но его, то есть меня, словно что-то дёргало за невидимые ниточки…

Итак, закончились разговоры тем, что Лиза и Петя покинули-таки эту странную детскую больницу, нижние - и выше седьмого - этажи которой наводняла жуткая гробовая тишина, а к дверям этажных коридоров подходить было страшно, тем более - дёргать за их ручки, рискуя не устоять и улететь в бесконечность невыдуманного.

Одежда продолжала оставаться там же, где они её и бросили, перед тем как подняться на седьмой этаж.

Нога Лизы прошла полностью (раз она не обращала на свою ногу внимания, когда обгоняла Пришельца, услышав, что брат её собрался пройти по карнизу до лестницы), словно вывиха никакого и не было (словно его кто-то придумал), и Лиза могла спокойно добираться с братом до автобусной остановки, вдыхая свежий, чуть-чуть морозный воздух поздней осени; теперь он казался гораздо приятнее той призрачной зеленоватой дымки "жизнеобеспечения".

Они поднимались в длинную горку, чтоб успеть добраться до автобусной остановки быстрее, чем стемнеет и автобусы на ночь прекратят свою работу. Им неинтересно было оглядываться на корпус больницы, чтоб убедиться, поднимется ли он в воздух или исчезнет, как переставший существовать в реальности. Неинтересно им было скорее всего по той простой причине, что в любой момент с территории этой детской больницы запросто может выскользнуть какая-нибудь молниеносная "скорая" и из-за своего детского любопытства они вдвоём могут навсегда исчезнуть в чреве этой зловещей "скорой" (не оглядывайся назад - не вернёшься, как говорят освобождающиеся уголовники). И Лиза и Пётр понимали, что всю жизнь оставаться детьми не всегда имеет приятный смысл, иногда полезно и повзрослеть.

Им повезло, они успели на последний автобус и просочились сквозь закрывающиеся двери, словно водитель их не видел, когда они бежали и махали ему руками, чтоб он подождал секунду.

В автобусе было полупустынно. Пассажиры пропускали мимо глаз этих двоих, как впрочем всегда и происходит - никто ни на кого не смотрит, словно вокруг никого не существует. Даже если б Петя разделся в этом автобусе догола…

– Смотри-ка! - вырвала Лиза из пустоты взгляд брата, когда автобус остановился на остановке и из него вышло трое пассажиров, перешагнув через бездыханное тело подростка с распоротым животом (судя по всему, это был Семён Говлинович: лежал в одних трусах и внутри его обезображенного тела никаких органов не было), они что, его не видят?, он такой же не существующий?

– Не знаю, - пожал Петя плечами, - может и видят, но считают, что это не их тело (дело). Владивосток - город брошенных трупов, и если парня этого никто не узнает, не позвонит в спецсервис, то…

– Да я знаю, - сказала она, - понятно. Мне просто показалось, что его не видит никто.

Автобус в это время закрывал двери и продолжал свой рейс, нечаянно задевая задним колесом ногу бездыханного тела подростка.