Олег Абазин - Пришелец

И вот к ним влетает этот чёртов еврей, которого ненавидит наверное вся больница, и застаёт кого-то из девчонок в нижнем белье, кого-то без нижнего белья, одевающих ночные рубашки и с визгом прячущихся под одеяла.

Говлинович, вместо того, чтоб заслонить глаза руками и броситься к двери, давая всем понять, что его втолкнули сюда злопыхатели и заперли снаружи дверь, выставился на девчонок, на лице его тут же появилась вожделенная улыбка, показывающая, насколько он уверен в связях своей любимой мамочки, и что никому ничего с ним не сделать. Но разве он мог ожидать, что сзади кто-то накинет на голову ему одеяло и уже десять человек набросятся на него, не обращая на свой внешний вид не малейшего внимания. Несколько рук расстёгивали ему ремень и стягивали с него штаны вместе с трусами. Дзюдоистки связывали ему ремнём руки, приковывая его к батарее, пока раздетые девчонки одевались, и закручивая на голове одеяло, чтоб тот ничего не увидел.

– Отпустите меня, гадины! - визжал Говлинович. - Я матери всё расскажу!! Она вас… АААААА! - взвыл он, когда ему сдавили мошонку.

Всё, больше он ничего не мог делать, после пронзившей его невыносимой боли, только задыхаться от спиравшего дыхание одеяла и одеревеневшей промежности.

– Никому твоя мамочка ничего не сделает, - отвечали ему искажённым голосом, - ты ведь не знаешь, кто с тобой всё это делает.

– Дверь закрыта! - известила всех одна из девчонок, подбежав к двери, чтоб открыть и посмотреть, нет ли никого поблизости из медперсонала, чтоб никто не прибежал на вопли Говлиновича.

– Чё его, затолкал к нам кто-то? - предположила ещё одна.

715-я палата.

– Ребята, - обратился ко всем новичок своим робким голосом, - надо открыть дверь, пока не поздно.

– Заткнись, - отреагировало на него сразу несколько голосов, - а не то щас тебя разденем и затолкаем следом за евреем!

– Да нет, - объяснял он им, - я не за еврея, я просто предчувствую недоброе. Если мать его…

– Э! - молниеносно перебили новичка, - а откуда ты знаешь про его мать?! - Действительно, это было очень удивительно; о матери Сени знали исключительно в пределах больницы. В каких районах проживал этот стукачонок и маменькин сынок, никому не было известно, хоть и много кто желал узнать.

– Я раньше жил с ним по соседству, - ответил тот.

– Где ты жил? - тут же налетели на него с расспросами.

Он ответил, где.

– Во здорово! - обрадовались все, узнав адрес еврея. - Молодец, пацан, - стали все протягивать новичку руки. - Ты нас выручил!

– Теперь ты не трамвай, - известил его Сеенко, - теперь ты свой парниша! Как тебя зовут-то хоть?

– Пришелец, - пожал тот плечами.

– Да ладно тебе! Обиделся! Мы ж шутили!

– Я не обиделся, - сказал им новичок, - просто имя Пришелец мне понравилось. Только дверь откройте, пока не поздно.

– Точно! - согласился с ним Вася, - дверь надо открыть. По-моему еврея там уже заантисемятировали!

Он вышел из палаты, вытащил ножку от табуретки и уже заскакивал назад в палату, как параллельная дверь распахнулась и в коридор вылетел обнажённый Говлинович со связанными ремнём руками и мешающей видеть наволочкой на голове.

– Ха, пацаны! - захохотал Вася, - смотрите!! Пархатый голый!

Все тут же подбежали к двери. Кто-то из соседних палат повыскакивал, так громко Сеенко крикнул.

– Это вы затолкали его к нам?! - злобно спросила пятёрку из 715-й одна из спортсменок. - Вы заперли дверь?

– Да нет, что вы! - отвечал за всех Вася. - Это я случайно проходил мимо и увидел, что ваша дверь заперта…

– Это они! - заорал из-под наволочки Говлинович. - Я видел! 715-я! Мать от всех вас живого места не оставит!

– Чё ты врёшь!! - отвечал ему Вася. - Наговариваешь на нас! Напраслину наводишь!

– Кто это сделал? - возник неподалёку суровый голос старшей медсестры.

– Они, - указывали толпой девчонки на 715-ю. - Они сговорились, и когда мы переодевались, он заскочил к нам в палату, а они закрыли следом дверь. Он думал, что мы забоимся его мамочки!

– Не знаю, может и забоитесь, - развязывала та ремень и узел на наволочке, - только всё это начнётся завтра утром, после того, как я позвоню его маме. А сейчас все марш по палатам! - обращалась она не только ко всему седьмому этажу, но и к другим этажам, поскольку с лестничной площадки за происходящим наблюдали дети и с других этажей.

– Чёрт, - ломали все в 715-й себе головы, - что же делать? Завтра нас всех могут заставить раздеться, и каждого по очереди…

– А Геша, кореш твой! - неожиданно уставились все на Васю.

– Он же три через три - посменно - работает, - ответил Сеенко. - Смена его сегодня днём закончилась. Так что он уже в дупель болдой.

– Что же делать? - опять схватились все за ломаемую голову, - может из больницы на время удрать?…

– Не надо никуда удирать, - произнёс новичок, - когда есть выход гораздо попроще.

Все удивлённые посмотрели на него. Кто-то с кем-то переглянулся.

– Только с условием, - продолжал новичок, - если вы завтра будете молчать… потому что произойдёт кое-что страшное. И если вы меня не будете спрашивать, что произойдёт, то… то оно просто произойдёт, и всё. Ну как, согласны?

Те смотрели на него как на инопланетянина, даже и не зная, что произнести в ответ.

– Вы останетесь целы и невредимы, - сказал им новичок, - и вообще, жизнь пойдёт как и прежде. Но вы должны делать вид, что ничего не знаете.

В общем, закончилось всё тем, что Пришельцу не поверили, решив, что он выпендривается, но поймали на слове. Так что завтра утром…

После того как измученный и униженный Семён Говлинович (такого с ним ещё никогда не происходило: почти вся больница видела, в чём его мать родила) оделся, он вошёл в свою палату и тут же с молниеносной скоростью пробежался по лицам перепуганных малышей, но так и не встретив ни одной улыбки (ещё одной жертвы завтрашней маминой разборки со всеми этими гадёнышами; желательно, чтоб гадёнышей было как можно больше: Сенина мама чувствует свою ораторскую силу гораздо лучше, когда перед ней вместо пяти детей находятся 55 детей), шлёпнулся в койку и на несколько секунд закрыл глаза… Потом подскочил с постели со скоростью взрыва и заорал. Кто сейчас хихикал?! Кто?! Все хихикали!! Я лежал прищурившись и всё видел!

– Да мы б тем девчонкам наковыляли! - заоправдывались восьми-девятилетние пацаны. - Если б не самбистки! Семёнчик, мы ж за тебя всегда!

– Я-то видел, как вы смеялись! - гнул тот своё. - Вы думали, что я сквозь наволочку ничего не видел? Ошибаетесь. Наволочка с дырочкой и я всё видел. Так что завтра вам больше всех достанется.

Спорить с упрямым Сеней было бесполезно.

– Слезами горю не поможешь! - резко повернулся Семён в сторону соседней койки, на которой съёжившись сидел Костя Попов, - Попка!