Сергей Агафонов - Кодограмма сна

С Гафтом, ребята видели, Друзь как-то купалась ночью нагишом. Рассказывали, что во время купания подводник исхитрился поймать астономшу на поводок из слоновьей кожи. В заднем проходе он его прятал, что ли… Потом до утра Гафт таскал девчонку по санаторскому парку на этом поводке, сам сидел за рулем мопеда и успевал грызть семечки.

С жирным Абрамяном Марфа лазила на водонапорную башню считать звезды. Кто-то слышал, как Друзь читала сантехнику стихи с выражением о хороших и правильных чувствах, а тогда не понятно почему они с этой башни в конце концов свалились. Ходят слухи, что Абрамян теперь всегда носит глухие рубашки с длинным рукавом от того, что весь в синяках!

При всем при этом Гафт живет в номере со своим денщиком, а в номере только одна кровать. У Гамлета есть жена – рабочая лошадь, три разнополых редкозубых ребенка, дом – полная чаша, оплаченное место на базаре и родственники в силовых структурах и в Израиле.

Зиятуллин страдает. Марфу он добивается уже не первый год. Они знакомы еще со студенческой скамьи. Шамиль встретил Марфу на празднике, кстати, именно "МОСКОВСКОГО ОБСКУРАНТА" в Луже. Парни с философского фака МГУ пришли покататься в каруселях и покушать компоту с белым хлебом на дармовщинку. Девки с физического фака хотели просто поучаствовать в конкурсе "МИСС МОЗОЛИСТЫЙ ЗАД". В общем, когда великий маг и волшебник Оливер Твист погасил луну и все электричество, в толпе взыграли здоровые инстинкты. Так получилось, что Шамиль ущипнул Марфу за левую грудь, а Марфа плюнула и попала Шамилю в правый глаз. На глазе тут же вырос ячмень, но зато молодые люди познакомились и сразу пошли в кино на картину "СВИНАРКА И ПАСТУХ".

В кино выспались как следует на плечах друг у друга. После сеанса списали друг другу телефончики и вскоре после "картошки" созвонились.

Молодой джигит срочно нуждался в конспектах трудов основоположников. На самом деле они у него были – накарябанные синим тупым карандашом на отдельных кусках старых обоев. Но на "картошке" Зиятуллин – политинформатор делал по ним доклады на перекурах, да и посеял их по запарке уборочной страды где-то среди борозд и ботвы… У отличницы Марфы они, естественно, имелись – в аккуратных тетрадочках с виньеточками, сердечками, амурчиками, написанные красивым четким почерком. Девчонка сделала парню одолжение. Шамиль, отклевав носом над конспектами положенную пред зачетом ночь, обнаружил на последней странице свой орлиноподобный профиль и у них начались отношения… То на лекцию об оппортунистическом характере минималистического техно сходят и просидят три часа в нетопленой аудитории Политехнического музея, крепко взявшись за руки, глядя друг другу в глаза и не шелохнувшись. То в кружок художественного слова запишутся, и нарочно выберут себе чтение про Ромео с Джульеттой или про Индустрия с Электрификацией, и бродят потом ночи напролет по-над Москвой-рекой как Пушкин с Лермонтовым наверное бродил или Сталин с Берией, и не пытались покуситься ни на их честь ни на их имущество ни стаи собак-людоедов, ни шайки грабителей-попрыгунчиков. Один попрыгунчик даже электрическую лампочку, что у него во рту для устрашения обывателя горела, проглотил от умиления. Он умер, разумеется, в страшных муках, но со слезами на глазах. Это были слезы радости. Попрыгунчик, пока не испустил дух, все повторял:

– Я видел это! Я видел это!

Однажды молодые люди посетили бассейн имени Христа Спасителя. Марфа в бассейне тонула, а Шамиль ее спас, т.е. состоялся настоящий момент физической близости. Как честный человек Зиятуллин собрался жениться, но тут грянули "госы", распределение – хорошо еще в одну Систему попали – в ГЛАВКОСМОС, а то могли бы оказаться он в ГЛАВМЫЛЕ, она в ГЛАВВЕРЕВКЕ. Где гарантия, что его так и не измылили бы всего до последнего пузыря, и так и не прошелся бы парень по ее телу сытному, на белорусских драниках взращенному. Но все сложилось прекрасно. Санаторий – то у ГЛАВКОСМОСА один. Знай подмасливай своего председателя месткома, чтобы в одно время С любимой-любимым там оказаться. Марфа это делала картошкой, салом и самогоном. Шамиль кукурузой, бараниной и анашой. Но в санатории девка ходила перед джигитом, задрав нос, а джигит даже выучился на балалайке играть, чтобы внимание красавицы привлечь…

Вдруг, из заржавленной радиоточки на весь санаторий вылетел рой разноцветных мотыльков и раздалось:

– Отдыхающий Софронов Андрей Николаевич, немедленно верните в библиотеку санатория книгу "ПРО ПРИКЛЮЧЕНИЯ", иначе будет анчьга!

Софронов скривился, один его глаз скуксился, и из него на бумагу, заправленную в пишмашинку, выкатилась большая желтоватая слеза. Прежде, чем разбиться об вышеизложенный мемуар отдыхающего, слеза мужественно заявила:

– Иди, отдай врагу, что он просит, но взамен забери у него жизнь.

Второй глаз даже не сморгнул от возникших затем солоноватых брызг. Он велел Софронову встать с казенной табуретки, надеть трусы, майку с номером "один" и тапочки. Андрей прижал к груди "ПРО ПРИКЛЮЧЕНИЯ" и решительно направился к двери на улицу.

Там ветер-шалун играючи носил с места на место скамейки, урны, отдельных легковесных отдыхающих, не говоря уже об обрывках газет, пустых бутылках и коробочках из-под монпансье.

Здесь решительный парень нос к носу столкнулся с Зиятуллиным.

– Вы не подскажете, как пройти в библиотеку? – спросил находчивый журналист.

– Дойдешь до моря, потом свернешь направо, пляж тебя выведет к скале. У самой воды начинаются вырубленные в скале ступеньки. Поднимайся, но не забывай держаться за страховочные поручни из виноградной лозы, а то смоет на фиг в море. На самом верху скалы ты найдешь библиотеку. Передавай привет библиотекарше. Суламифь Ивановна Айрапетян – очень душевная женщина – закончил свой до странности учтивый ответ обычно вспыльчивый и непредсказуемый джигит и снял со своих плеч голову. Голова мертво оскалилась и вытаращила глаза-зеленые маслины. В мановение ока по ним заползали мухи. Софронов сломя голову бросился бежать по указанному маршруту, потерял один тапочек, но не стал возвращаться за ним. Шамиль надел свою голову обратно на плечи и рассмеялся Андрею в след. В тот же миг на его буйную голову приземлилась радужная стрекоза, на ней верхом сидели Перчик и старик Кукла. Кукла тюкнул серебряной ложечкой по угольной пирамидке Перчика. Перчику хоть бы хны, а стрекоза откинула копыта и это в высшей степени загадочное событие заставило капитана "фабзайцев" почесать себе репу. Из расчеса вырос опухший от жирной еды и пьянства Кублай-хан в распашном овчинном тулупе и, зажав нос, чтобы не вдыхать в себя зловоние радужной стрекозы, тихо и вкрадчиво мяукнул: