Андрей Акаемов - Второе Пришествие Тараканов

— Похоже мы делаем одно дело и отвечаем на один вопрос Говорил Лека а это значит судьба

— Причем здесь это? возразила Зеро вырождение общества раскручивает вырождение индивида а индивид вырождает общество а среда через которую идет раскрутка это естественно секс ведь другого интереса творить нет

— Ну и какие выводы спросил Лека?

— Щас докурю и соображу значит так возрождение тоже через секс а сексов у нас много разных и если один вырождает а другой возраждает или скорости там разные то будет нестыковка, напряженка конфликт интересов… так?

— Так

— А еще как?

— Сейчас ускорилось вырождение а это значит самоизоляция различных сексуальных групп и их нетерпимость их друг к другу.

— А не наоборот?

— И наоборот тоже конвергенция…

— А термиты все самки или самцы?

— Самцов очень мало а главная самка и зовут ее Зеро И размером кстати раз в сто побольше…

— Значит надо поискать там где это началось и кстати ты будешь конвергироваться в альтернативные группы хотя-бы ради прогресса вида?

— Мы пойдем другим путем… Что я пидор что-ли?

Шершавый недопиписькнутый гуманоид, был прислонен к поверхности пидарастического кабака. Пидарастическим кабак был во всех смыслах — и в прямых, и в переносных. В прямых, потому что его хозяин отличался некоторой излишней сексуальной оригинальностью. И предоставлял возможность таким же оригинальным, как он, образовывать небольшие устойчивые социальные образования. В переносном смысле прежде всего потому, что кабак был плохой и недисциплинированный. И нет-нет одни морды били морды другим мордам. Гуманоид (человеком он никогда не был, но и свиньей еще не стал) протянул свой бокал бармену, который наполнил его коктейлем, состоящим из равных частей апельсинового сока и какой-то спиртосодержащей жидкости. Вероятно, там была еще чья-то равная часть, потому что по цвету и по вкусу это не походило ни на одно из вышеперечисленных. Цвет был как у плохой мочи, а чтобы получить представление о вкусе надо было добавить туда ацетон и Yupi. Впрочем, переход в парногопытное состояние должен был произойти буквально с минуты на минуту. Поэтому налить в бокал можно было все что угодно. В это время в кабаке произошло какое-то еле заметное шевеление, вызванное тем, что в него завалил высокий, неприлично красивый парень с тонкими чертами лица. Он совершенно индиффирентно отнесся к мужественннной половине человечества (которая, впрочем, никогда не была особо мужественной) и подвалил к стайке пташек, которая щебетала дежуря возле бутылочки плохонького винца.

— Шас он от их отвалит, — сказал гуманоид бармену, — Стывлю доллару.

— Давай её сюда, — сказал бармен.

Гуманоид положил зеленую бумажку и подождал когда бармен сделает то же самое. Гуманоид протянул руки за деньгами со словами:

— Лес-боянки. Они сех атшивают.

Бармен перехватил деньги со словами:

— А это тоже лесба и зовут ее Ирэн.

— Уй ты какая басетболистка.

Вообще-то, гуманоид был не очень то и пьян. Кроме того, имел звание кандидата наук и заслуженного лектора. Но утерю сексуальной привлекательности, вызванную ну, скажем так, нелегкой и продолжительной жизнью, и некоторой легкой потасконостью он пытался компенсировать наглостью, бесстыдством и настырностью. А для этого был нужен несколько иной имидж.

— Можешь вернуть эти деньги, — предложил бармен, — И даже заработать кое-что еще, и показал ему большую красивую пачку зеленых дензнаков.

— А чечедеать?

— Мальчиков надо подготовить для отправки в одну среднеазиатскую хлопкосеющую республику. Тамошняя мафия хорошо за них платит. Но им не нужны проблемы. Если сможешь их в преимуществах…

— А чьи мальчики?

— Ничьи. Дикие. Вокзальный элемент внепланавая метисация алкоголизированных родителей Их уже собрали помыли и накормили. И смазали розовые попки… Ждут тебя на даче за городом.

Вероятно, бармен все-таки немножко переиграл и понял, что переиграл.

— Ну ладно, ладно, — сказал он, — Можно подумать, и пошутить нельзя. А насчет денег все честно. Это аванс.

Он вытащил пачку, разделил ее на две половины, и одну из них нахально положил себе в карман. Гуманоид взял вторую половину вместе с визиткой.

— Чем скорее отправишься, тем лучше, — посоветовал бармен, — Можешь выходить прямо сейчас. Это здесь совсем недалеко.

Совсем недалеко оказалось совсем совсем недалеко. Его схватили, посадили в машину и со страшной скоростью куда-то увезли. И вроде, как эту работу сделала лесбиянка Ирэн.

Он куда-то падал, а может, куда-то летел. Тьма была позади него, а впереди был свет. И столько было тьмы, и столько было света, что и не было ничего другого. Это не прекратилось. Просто ушло куда-то и существовало в каком-то ином сознании. И понял он, что что-то ему говорят, а что, понять было невозможно. И понять было невозможно, говорит кто. Казалось, что говорят все. Все, кто были, все, кто есть, все, кто будут. Но не видел он никого и не чувствовал их никаким иным способом. Но они говорили и продолжали говорить. Просьба была это или приказ, желание или требование, понять было невозможно. Но было это очень и очень важно. Очень важно было сказать и очень важно было понять.

Он так и не просек, на чем его подловили. Земляной вал был крутой и высокий, и подняться по нему на лошади было невозможно. Поэтому приходилось спешиваться. И тут они теряли всякое преимущество. Во-первых, надо было подыматься вверх, во-вторых, оружие у защитников было двухстороннее. Копья такие, что могли зацепить и на обратном ходу. А у топоров топорища с двух сторон. Там не размахнулся и ударил, а какие-то очень сложные круговые движения, и которые, кстати, у них прекрасно получались. В общем, один такой сражался против пяти воинов запросто. Но воинов на одного защитника было не пять, а гораздо больше, и шли они плотной толпой, и задние давили на передних. Пленных не брала ни та, ни другая сторона. Но его взяли, накинули на голову мешок и куда-то потащили. Коней у защитников не было, но были колесницы, в которых запрягали быков, достаточно, впрочем, худых и шустрых. Его сопровождала шумная веселая разновозрастная и прикольная команда. И как они не походили на защитников и сказать было невозможно, но это были они. Подороге чтоб-он не особенно волновался предупредили что едут на беседу. Беседовали в красивом павильоне, находящемся в старой дубовой роще.

— Давай уж я сразу объясню, чтобы потом не было никаких проблем, — сказала женщина, — У нас тут нет ни слуг, ни господ. Но я уже попросила, чтобы тебя не убивали. Но сам понимаешь, что твое поведение тут значит гораздо больше, чем моя просьба.