Александр Акулов - Чужая Вселенная

Город зиял пустотой. В нем жила тишина. Вспыхивало осторожное эхо наших шагов и, проникая туловище безмолвия, словно касалось неба.

Мы были не в каких-то Дельфах, но в Дельфах междумирия, в устье квадриллиона Дельф.

Подошли к розоватой стене одного из зданий. Таможенник произнес что-то в трубу, проходящую все сооружение насквозь. Стены распахнулись, как ворота, и мы вошли туда, куда когда-то собирались — в лабиринт. Меня поразило довольно тусклое освещение, неухоженные и как бы заплесневелые стены. Пол был чем-то вроде текучей дороги, текущей во все стороны и неизвестно куда, а перегородки лабиринта могли сдвигаться и раздвигаться, беззвучно и невесомо перебегать. Возникло ощущение, что мы находимся в одной и той же крипте с пляшущими стенами, пляшущими наподобие изображений на экранах. Некогда я слышал, что такая система используется для картинных галерей и библиотек: пол в галереях остается неподвижным, а стены движутся и складываются гармошкой. Находясь в кресле, можно осмотреть целый марсианский музей. Но сейчас этот комфорт был каким-то сомнительным: от стен лабиринта исходил сладковатый запах, стены были одновременно и источниками света, возниклоощущение, будто мы похоронены в чреве гигантского животного, нас с Да-Плютеном не оставляло неотвязное чувство тревоги и даже легкого отравления. Совершенно равнодушен был только таможенник.

Движение продолжалось. Опять образовался проем, открывший темный коридор. По коридору прямо на нас мчался пылающий волчок, похожий на брошенный в огонь клубок пряжи. Проем зашторился стеной, таможенник сделал вид, что ничего не заметил. Да-Плютен поежился и пожал плечами. Он явно не ожидал подобного от столь серьезной организации, за какую почитал Дельфы.

Подвижная платформа взмыла вверх. Мы увидели характерный дельфийский пейзаж, но здания у горизонта уже напоминали сухие колосья злаков, а сама платформа плыла по аллее с рядами гигантских сказочных птиц по бокам — это были только «торсы» птиц, похожие на надгробные памятники… Мы опять ухнули вниз, в полутемноту лабиринта.

— Новые Дельфы, как и древнейшие, перенесенные с Балкан, — это государство традиций, — произнес таможенник, и вдруг его глаза вылезли из орбит от ужаса. Пол под нами начал падать, пространство за перегородками огласилось ревом материи хаоса, таможенник и Да-Плютен исчезли, я с бешеной скоростью понесся неизвестно куда, пол подо мной проваливался, все вокруг горело, впереди показались силуэты трех людей-волчков…

Очнулся я в клокомобиле. Клокомобиль остановился у гигантских зданий, похожих на египетские пирамиды. Далее движение транспорта, подобного нашему, было разрешено, но мы решили пойти пешком, чтобы лучше рассмотреть Дельфы. На небе сияли четыре солнца. Переведя взгляд на Нетуда-плютена… Нетуда… Не-ту-да-плю-е-ва (!), Нетудаплюева, я увидел нечто непонятное: он был одет в греческий плащ. Такие же плащи были на мне и проводнике. Проводнике, а не таможеннике! Изменились даже мои мысли! Недавнее прошлое напоминало позавчерашний сон.

Мне были знакомы самые разные непространственные фокусы, а потому происшедшая перемена декораций почти не удивляла. По крайней мере, я предполагал возможность такого.

Спрашивать, является ли то или другое здание макетом, уже не было желания. Отсутствие на многих постройках окон, необычное их расположение ни о чем не говорило. Одно и те же сооружение могло напоминать и постэманационизм, и Золотой век и быть чем-то самобытным, и постоянно меняющимся… Еще живы устарелые эффекты спираноголографии!

В стороне стояло очень странное здание, совершенно ни на что не похожее. У него были купола и какие-то крестовины вверху… Здание и вход в него охраняли огромные черные псы в лиловых натуловищниках. Я остановился и застыл, как вкопанный. Это вЗденье словно бы мерцало, казалось чем-то приснившимся, нереальным, нарисованным. На стенах здания были картины. Чаще всего на них красовался человек с крестовиной в руках и светящейся «тарелкой» расфокусированности вокруг головы…

На одной из стен была изображена молодка в скафандре оптической сдвинутости, младенец в ее руках, похожий на князька, крепко держал игрушечную крестовину… Каким косоглазием и какой близорукостью надо было обладать художнику-индуктору, чтобы выплеснуть в мир все эти ореолы, нимбы, блестки!

— Что это? — спросил я.

— Памятник врагам Золотого века. Я никогда не спрашивал, как такое чудище попало на планету Земля, — ответил проводник. — Можно представить, что нас еще в древности могли уничтожить варвары. Это здание — фетиш варваров. Например, если бы Александр Великий не дожил до своих 97 лет, а пробыл в этом мире гораздо меньше, он, возможно, и не успел бы выжечь дотла враждебные цивилизации земли…

Нетудаплюев слушал все это с видом сомнения. Я взглянул на небо: там сияли четыре солнца, четвертое на значительном расстоянии от остальных. Как мне было известно в прежней жизни, Дельфы владели двумя искусственными солнцами, а Александр Великий дожил до 83 лет… Перед моими глазами встали светящиеся волчки, и я понял, что изменилась не только история, но и мои мысли, память…

Странное здание-памятник ясно говорило, что Дельфы сообщаются с дивергентными вселенными. Вероятно, именно по ним высчитывают будущее. Передо мной всплыла догадка о том, что есть вселенные, в которых не было и никогда не будет настоящих Дельф, и такие, в которых нет и никогда не будет человечества. И все это — иллюзия, иллюзия, пузыри, всплывающие над бездной, которая также есть сновидение сновидений…

Сам я только что несколько раз пересек границы вселенных, Дельфы «тех» вселенных меня почему-то не приняли, но при переходах изменился и я… Даже Нетудаплюев — вовсе не тот Нетудаплюев.

По дороге мы не встретили никаких заведений, напоминающих о быте. Только раз я видел витрину, заставленную странными предметами, наподобие поросших металлическими перьями камертонов, но, возможно, и она имела некое музейно-культовое значение. Нам не попалось ни одного клокомобиля. Прохожие были редки, среди них ни одной женщины.

Проводник заявил, что женщины в Дельфах составляют треть жителей. Это или жрицы, или духовные гетеры, или просто монстромузы, хотя пол последних расфокусирован подобно тарелке нимба.

И в первый день пребывания в Дельфах, и впоследствии Озова не покидала мысль, что все видимое — лишь малая часть, а главное скрыто, хотя и рядом. Где-то рядом впадают в прострацию пифии, где-то близко источники с подземным дурманом — остатки пифонов, тифонов, дельфиниумов…

Но всё — сказки, пережитки первобытных мечтаний, воплощения в подземелье стремящихся мыслей… Даже исполненная ужасной красоты, ужасной, без всякого прибавления ложной степени, статуя Аполлуса не имела никакого сходства с человеческим обликом. Да и статуя ли она? Это — глыба переливающихся цветов, это метаплазменный кисель, разметавшийся в воздухе, готовый схватить, убить, уничтожить, обратить в гармонию сфер, превратить бытие в ее струны.