Песах Амнуэль - И умрем в один день…

— Так не бывает, — вздохнул Балцано. — Ты был у врача?

— И ты туда же! — воскликнул я. — Какой врач, Джеронимо? Коррекция эмоций? Памяти? Желаний? Однажды я проследил ее до… неважно… и застал их… Да, как в банальном анекдоте какого-нибудь из периодов моногамии. Он… посмеялся надо мной, а Лючия…

— Ты дал ему в морду? — деловито спросил Балцано.

— Нет. Зачем? Я не могу дать в морду каждому, кто…

— Ты ударил Лючию? — попробовал догадаться Балцано.

Глупости. Ударить Лючию? Он действительно смог это предположить?

— Нет, конечно, — сказал Балцано. — Ты не ударил ее. Глупо было даже подумать… Что ж, теперь я, пожалуй, понимаю… то есть, почти понимаю, почему ты…

— Да. Я подумал, что единственный выход — уйти самому. Умереть, забыться.

— И ты решил создать каплю.

— У меня был другой выход?

— Тебе судить.

— Да. Я выбрал такой вариант… ну, чтобы прожить остаток жизни… подумать только, я повторял эти слова — "остаток жизни", будто у жизни может быть остаток… то есть, для меня — да, и даже думать об этом мне было не то чтобы приятно, но это как-то… возбуждало… да, я знаю, это известный в психиатрии синдром, но меня это мало заботило, я думал только о том, чтобы прожить остаток жизни так, как жил всегда… я хотел и там, во временной вселенной, в капле, заниматься своим делом, а для этого нужно было выбрать для начального момента вполне определенные эволюционные условия…

— Это все понятно, — отмахнулся Балцано. — Но все же ты не очень хорошо продумал…

— Не очень, — с горькой усмешкой был вынужден согласиться я. — В результате получился Гатти. И Лугетти. А я сам… И если бы Лючия не пришла к тебе…

— Ты думаешь, она мне полностью доверяла? В общем-то, я ее понимаю. Мне редко приходится проводить расследования в каплях. Особенно, когда клиентка сама уходит в каплю и даже не предупреждает об этом!

— Почему она это сделала? Она должна была думать, что я там…

— Умер? Так она бы и думала, если бы ты все рассчитал верно. Но твоя волновая функция не обратилась в нуль.

— Вот оно что, — пробормотал я. Этого я не знал. Об этом Лючия не сказала мне даже после возвращения. Это объясняло все. — Могу себе представить…

— Можешь, конечно. Если бы ты полностью ушел в свою каплю, то здесь…

— Я знаю, как это происходит.

— Конечно, знаешь. Экспоненциальный спад, ты рассчитал там свою жизнь на семьдесят местных лет, значит, экспонента должна была быть трехминутная, верно? Хочешь посмотреть, как это происходило?

— Нет! — воскликнул я, но любопытство взяло верх, и я сказал: — Хорошо. Покажи.

Балцано посмотрел мне в глаза, и я увидел — на этот раз глазами Лючии: мы сидим за столиком в кафе «Пингвин», едим мороженое и в который раз (семнадцатый, — подсказывает память) выясняем отношения. "Я больше не могу так", — говорю я. "А я не могу иначе", — отвечает Лючия и добавляет: "Я люблю тебя, Джу, я очень тебя люблю". "Но ты…" "Ты не понимаешь! — кричит она. — Это совсем другое! Это…" Она бросает на стол ложечку, и ложечка, энергия которой оказалась слишком большой, истончается, расплывается лужицей, тает, испаряется, через пару секунд от нее не остается ничего — только воспоминание, от которого теперь уже не избавиться.

И я понимаю, что должен именно сейчас… чтобы так же, как эта ложечка… Это я помню, конечно, и моя собственная память мешает мне сейчас наблюдать глазами Лючии, как все происходило.

Я смотрю на исчезающую ложечку и говорю: "Хотел бы и я…" Лючия еще не верит в то, что я серьезен, и шутливо заявляет: "У тебя не получится. Ты же не физик и никогда им не был. Никогда, верно?"

Она знает, чем меня поддеть. Верно. У меня нет способностей к точным наукам. В моей памяти нет такого. Если я сейчас захочу изменить профессию, это будет… этого не будет, и мы оба знаем. Жизнь бесконечна, да, но способности человека, его талант, в отличие от памяти, основанной на квантовых эффектах, далеко не беспредельны, напротив, очень ограничены, и этого не изменишь, закон природы: я такой, каков есть, каким был… и каким больше не буду.

Сейчас.

Я вижу глазами Лючии свое изменившееся лицо. Что на нем? Отчаяние. И еще… Я не могу уловить… То есть, Лючия не понимает, что же еще… Я могу подсказать, но в этом сейчас нет смысла: решимость. В тот момент я решился. "Да", — сказал я себе в ту секунду. «Да». Я сделал свой выбор.

Лючия протягивает ко мне руку, хочет положить свою ладонь на мои пальцы… и застывает. Пальцы становятся белыми, рука становится белой, как мел, лицо становится…

Почему-то, когда волновая функция выходит на экспоненциальную кривую, первым из набора параметров исчезает цвет. Физики знают, почему так происходит, я тоже знаю, потому что изучил кое-что, прежде чем… А Лючия не знает, она впервые (действительно впервые — в ее памяти нет ни одного подобного события за всю бесконечную череду лет и воплощений!) видит, как уходит человек, ей страшно, я ощущаю ее страх, и это мешает восприятию, все вокруг подергивается дымкой, приходится приложить собственное усилие, и я вижу…

Вижу, как я медленно испаряюсь, сквозь меня уже видно: вдали, в горах играют тигриные стаи, а еще дальше, на одной из вершин, приземляется одинокий путник. "Джу…" — шепчет Лючия и встает. "Не надо", — шепчет она. "Не делай этого, я люблю тебя, слышишь, я люблю только тебя, я больше никогда, как ты не понимаешь, нет, не надо, это же навсегда, навсегда, ты умрешь, ты не вернешься… Нет!"

Сейчас я исчезну совсем, и воздух опять станет прозрачным и безвкусным.

Но я не исчез. Серая, едва заметная тень легла на отдаленные предметы, а если смотреть в ультрафиолетовом диапазоне, то у тени даже остались человекоподобные очертания — странно было наблюдать, странно и страшно, не мне — Лючии, я сейчас не только видел ее глазами, но и чувствовал, как она: страшно, страшно, не уходи, пожалуйста, ты не можешь уйти, а если уйдешь…

Тогда я хочу быть с тобой. Там. И с тобой умереть. Сколько лет ты положил себе на жизнь в капле? Неужели и там ты хочешь покончить со всем быстро и решительно, и только потому, что я… Не надо, прошу тебя…

Моя тень отодвинулась и застыла, а воздух стал чуть плотнее, это Лючия почувствовала кожей, она знала, что сделать ничего невозможно, тень — всего лишь квантовый эффект, искажение вероятности, а ядро волновой функции уже переместилось в новую, только что созданную вселенную… и там…

— Я хочу досмотреть, — сказал я, потому что Джеронимо прервал демонстрацию, изображение в моих мыслях растаяло — на этот раз без остатка, сохранившись лишь в памяти, теперь уже — навсегда.

— Зачем? — невозмутимо сказал Балцано. — Это не твоя память. Попроси Лючию, и если она захочет… Впрочем, тогда пусть сама тебе все и расскажет. Когда она пришла ко мне и показала запись, я спросил… Впрочем, я и так понимал, чего она хотела. Пойти в каплю за тобой, уговорить вернуться…