Фред Саберхаген - Звезда Берсеркера (Клуб Любителей Фантастики — « L»)

Белам ответил благодарным согласным поклоном.

— Я понял, мой Викарий.

Набур продолжал:

— Мы милостиво считаем, что нападение на Веру не имело места, что он не стремился оскорбить нас лично. Винченто всего лишь упрям и своеволен, слишком горяч в споре. И, к сожалению, ему не хватает таких качеств, как благодарность и смирение. Он должен усвоить, что в сфере духовных и естественных наук ему не должно представлять себя окончательным авторитетом… Разве не пытался дерзкий однажды учить тебя теологии?

Белам еще раз склонил в знак согласия голову, напомнив самому себе, что не должен искать личного удовлетворения в унижении Винченто.

Набур опять вспылил.

— О, я мог бы проклясть его! Ведь в прошлом мы одними из первых удостоили похвалы его успехи. Мы одарили неблагодарного несколькими часами личной аудиенции. Мы выказывали ему такую степень дружелюбия, какой не всегда удостаивали принцев! Прежде, чем занять это кресло, мы сами написали книгу, в которой хвалили этого человека! И вот как он отплатил нам!

— Я понимаю, мой Викарий.

— Вы просите направить вас в определенное время, полковник Одегард?

Лукас произнес эти слова, не вынимая изо рта сигары, хотя стиль обращения был формальным. Они довольно часто встречались с Дерроном в неслужебной обстановке, и сейчас ему было трудно выбрать верный тон психолога-экзаменатора. Он бы мог отказаться от проведения экзамена, если бы был близким другом, но были ли у Деррона близкие друзья вообще среди живых? Чан Амлин… старый однокашник, конечно… Но близкий, закадычный, как говорится, друг — нет.

— Да, я просил, — ответил Деррон с некоторой задержкой.

Лукас передвинул сигару из одного угла рта в другой.

— Винченто проводит два дня под городом Оибогом. Ждет, когда спадет вода в реке. У вас есть особые причины выбрать именно это время?

Да, причины у него были. Но даже для самого себя он не выражал их словами, и не собирался делать это сейчас для Лукаса.

— Просто я хорошо знаю местность — однажды провел там целые каникулы. Она относится к таким, которые не слишком меняются за триста — четыреста лет.

Перед глазами возникло до боли знакомое лицо. Тело напряглось, но усилием воли он заставил его расслабиться.

Щурясь от сигарного дыма, Лукас неуверенно теребил бумаги на столе, затем задал один из своих хитрых вопросов:

— Есть ли у вас особые причины проситься в агенты? Конечно же, есть, Матт. Но о такого рода причине вслух не говорят, если не хотят показаться слишком благородными.

Деррону снова пришлось приказать телу расслабиться.

— Я уже говорил, что хорошо знаю этот период и это место, поэтому у меня есть шансы хорошо справиться с заданием. Я хочу, чтобы мы выиграли эту войну. — Нет, слишком благородно, надо свести все к шутке. — Судя по всему, полковник, я гонюсь за престижем. Самоутверждение, повышение — выбирайте, что вам угодно.

Лукас хмуро пожал плечами.

— Не знаю, почему я должен об этом спрашивать… Глупый вопрос, конечно… — Он сложил листки в аккуратную пачку и поместил ее на столе перед собой. — Итак, полковник, последний вопрос. Это касается ваших личных религиозных взглядов.

— У меня их нет.

— Но как вы относитесь к религии? Спокойно, спокойно…

— Честно говоря, я считаю, что храмы и боги требуются тем, кому в жизни не обойтись без подпорки. Я такой необходимости пока не испытывал.

— Понимаю. Думаю, это существенный психологический вопрос, потому что всегда существует опасность послать в прошлое человека, склонного заразиться идейной лихорадкой. — Лукас сделал неловкий жест, как бы извиняясь. — Вы, как историк, лучше меня понимаете, какую важную роль играли в то время все эти догмы и доктрины. Религиозные и философские разногласия концентрировали в себе, кажется, всю энергию той эпохи.

— Да, — кивнул Деррон. — Вам не нужны фанатики. Что ж, я не из тех, кого называют воинствующими атеистами. Совесть позволяет мне играть любую роль, если это необходимо.

Возможно, он слишком увлекся объяснениями, слишком много говорил, но он должен был убедить Лукаса дать ему зеленый свет.

— И…

— И если нужно, я буду неистовым монахом и стану плевать на Винченто.

— Не думаю, что Сектор потребует от вас этого… Хорошо, Деррон, вы приняты.

Он постарался, чтобы облегчение не слишком отразилось на лице.

Сектор решил, что ему лучше всего подходит роль странствующего ученого. Деррон был перекрещен в Валзая, специалисты принялись конструировать биографию личности, никогда не существовавшей. Предполагалось, что родом он был из Моснара, далекой от родины Винченто страны, которая большей частью сохраняла верность Святому Храму. Валзай должен был принадлежать к тем странствующим интеллектуалам, которые, будто священные коровы, бродили от одного университета или богатого покровителя к другому, пересекая маловажные для них политические и языковые границы.

Для Деррона и десятка других агентов, преимущественно мужского пола, началась интенсивная подготовка. Им предстояло действовать в одиночку или парами, держа Винченто под постоянным наблюдением во время вдвойне критического периода его жизни — нескольких дней, предшествующих его появлению перед трибуналом, и во время прохождения его.

Каждый агент или пара должны были нести вахту день—два, затем предполагалось их сменять.

Чан Амлинг, теперь уже капитан, был назначен напарником Деррона. Он должен был играть роль одного из странствующих монахов, каких во времена Винченто было более, чем достаточно, и которые в большинстве своем отличались не слишком строгой дисциплиной.

Напряженная программа подготовки началась с хирургической имплантации коммуникаторов непосредственно в кости черепа и челюсти. Это позволяло агенту находиться в контакте с Сектором, не размыкая губ, и не требовало громоздких устройств вроде шлема.

Нужно было также выучить язык и правила поведения, запомнить некоторые сведения о текущих событиях этого периода. Память же о некоторых последующих событиях необходимо было подавлять.

Затем следовало изучение приемов связи, обращения с оружием… И все это — за несколько дней.

Погруженный в заботы, усталый, Деррон почти без удивления отметил, что Лиза работает в Секторе, передавая спокойным голосом информацию на индивидуальные мониторы часовых или операторам серво-комплексов.

Свободного времени у него теперь было совсем немного, но он мог бы выкроить пару минут, чтобы поговорить с ней. Теперь это было не нужно.

Он чувствовал себя человеком, идущим на встречу с единственной истинной своей любовью. Люди из плоти и крови, окружающие Деррона, казались ему тенями, и ощущение это становилось тем сильней, чем ярче делалось прошлое.