Роберт Говард - Мечи пурпурного царства

-- Правдоподобно, -- перебил его Кирован. -- Но с чего вы взяли, что они и эти, как вы их называете, пикты столкнулись именно в Британии? Мы находим истории о троллях и гномах повсюду на континенте и куда логичнее было бы предположить, что и средиземноморские и арийские племена принесли эти легенды с собою на острова уже в готовом виде. А они должны были иметь весьма премерзкую внешность, эти монголоиды, а?

-- Тогда вот вам кремневый молот, -- парировал Конрад, -найденный шахтером на возвышенностях Уэльса и переданный мне. Посмотрите и постарайтесь мне объяснить, почему он столь миниатюрен, в отличие от большинства орудий той эпохи? При этом, выглядя почти детской игрушкой, он на удивление тяжел и, без сомнения, мог наносить смертоносные удары. Я взялся самолично приладить к нему ручку, но вы бы знали, насколько непросто оказалось подогнать ее и сбалансировать орудие!

Мы во все глаза рассматривали находку. Она была тщательно обработана и отполирована, подобно прочим неолитическим артефактам, которые мне доводилось видеть, и все же, как и сказал Конрад, разительно отличалась от них. Несмотря на малые размеры, предмет вызывал необъяснимо тревожные ощущения и зловещие ассоциации с жертвенным кинжалом ацтеков. Конрад сделал дубовую рукоять с таким мастерством, что она казалась неотъемлемой частью молота, изначально ему принадлежащей. Он даже повторил прием оружейников каменного века, зафиксировав молот в расщепленном конце рукоятки полосками сыромятной кожи.

-- Бесподобно! Эх, -- Тэверел сделал неуклюжий выпад к воображаемому противнику и едва не разнес вдребезги бесценную вазу. -- Э-э, ну, баланс у этой штуковины ни к черту. Готов довести ее до ума. Все мои знания по механике к вашим услугам.

-- Позвольте мне взглянуть, -- Кетрик взял молот и повертел его в руках, словно пытаясь разгадать секрет правильного с ним обращения. И вдруг, скривившись от беспричинного раздражения, размахнулся и нанес сильный удар по щиту, висящему на стене. Я успел заметить, как чертова штука взвилась в его руке словно взбешенная кобра, потом рука Кетрика пошла вниз. До ушей моих донесся предостерегающий тревожный крик -- а затем пришла темнота, вместе с ударом молота по моей голове.

x x x

Я медленно выплывал из небытия. Сперва пришло ощущение слепоты и полное непонимание, кто я и где; потом смутное осознание собственного бытия и боль от чего-то твердого, вдавившегося мне в ребра. Наконец туман перед глазами рассеялся и я полностью пришел в себя.

я лежал спиной на траве, наполовину скрытый низким подлеском, голова нещадно болела. Волосы спутались и слиплись от крови, словно с меня пытались снять скальп. Глаза прошлись сверху вниз по обнаженному (если не считать набедренной повязки из оленьей шкуры и грубых кожаных сандалий) телу и не обнаружили ни одной раны. А ребрам досаждал мой собственный топор.

Тут ушей моих достигло отвратительное бормотание и подстегнуло мои чувства и память. Звуки эти напоминали какое-то наречие, но скорее не человеческий язык, а многократно повторяющееся на разные лады шипение клубка больших змей.

Я осмотрелся. Меня окружала мрачная чащоба леса. Поляну, где я лежал, скрывала такая глубокая тень, что даже в дневном свете здесь царил вечерний полумрак. Лес -- гигантский, непроницаемо-темный, холодный -- замер. Вокруг стояла мертвая тишина.

Поляна вокруг напоминала бойню. Я ощутил щемящую боль в груди, разглядев страшно изувеченные тела пятерых людей. А вокруг них собрались... существа. Наверно, это были люди какого-то иного племени, но я бы не решился назвать их таковыми. Низкорослые, коренастые, с широкими массивными головами, слишком большими для их приземистых тел. Свалявшиеся в паклю вьющиеся волосы обрамляли плоские квадратные лица с приплюснутыми носами и глубоко посаженными раскосыми глазами. Их безгубые рты напоминали резаные раны. Как и я, они были одеты в звериные шкуры, но худшей выделки, вооружение их состояло из небольших луков и стрел с кремневыми наконечниками, каменных ножей и дубин. Эти твари общались между собой на отвратительном, шипящем языке рептилий, столь же мерзостном, как и они сами.

О, как я ненавидел их! Теперь, когда я вспоминаю, в моем мозгу снова разгорается ярость... Мы отправились на охоту, шестеро юношей из Народа Мечей и заплутали в сумрачном лесу, который наш клан обычно избегает. Утомленные охотой, мы остановились на отдых, -- мне выпало первому нести караул, ведь ночевать без часового в этих местах было небезопасно. Я безмолвно закричал от стыда и отчаяния. Ведь я заснул, предал своих товарищей! И теперь они лежали там, изрубленные и изрезанные на куски, зверски убитые во сне тварями, которые никогда не отважились бы выступить против них открыто. Мои спутники доверили мне свои жизни, а я, Арьяра, их предал...

Да... Как же болезненны могут быть воспоминания... Я задремал и пребывал в окружении грез об охоте, когда вдруг искрящийся огонь вспыхнул в моей голове и я провалился во тьму, где не бывает снов. Как я наказан! Враги подкрались сквозь непролазные лесные заросли, оглушили меня и даже не задержались, чтобы добить, решив, что я мертв, они поспешили скорее свершить свое грязное дело. А потом, наверно, и вовсе забыли про меня. -- Я сидел в стороне от других и, оглушенный, упал в кусты, скрывающие меня и доныне. Но скоро они могут обо мне вспомнить и тогда уж больше мне не охотиться, не участвовать в плясках войны, любви и охоты, не видеть плетеные хижины племени Мечей.

Но я и не горел желанием бежать назад к своим соплеменникам. Могу ли я вернуться, неся бремя предательства и позора? Сумею ли выслушать слова презрения, которые мой народ бросит мне в лицо, снести насмешливо-ненавидящие взоры девушек, тычущих пальцами в парня, который проспал и отдал своих товарищей на растерзание кремневым ножам гнусных тварей.

Слезы жгли мне глаза и где-то глубоко внутри росла ненависть, вскипая в моей груди. Мне не суждено было никогда больше носить меч, как подобает воину, не суждено ощущать триумф победы над достойным противником или пасть с честью под стрелами пиктов, топорами Волчьего Народа и Народа Реки. Нет, я погибну от рук тошнотворных отродий, которых пикты давным-давно загнали вглубь дикого леса.

Переполняющая меня ярость осушила слезы, превратив меня в берсерка. Я осторожно повернулся, обхватил рукоять своего топора, вскочил и, громогласно взывая к Иль-Маринену, тигриными прыжками бросился к тварям. И вот так, скача как тигр среди врагов, принялся крушить плоские черепа, подобно тому, как человек давит каблуком скользкую змеиную голову. Отродья дико заверещали от неожиданности и ужаса, но уже через несколько мгновений они сомкнулись кольцом вокруг меня и принялись размахивать каменными ножами. Один из них чиркнул по коже на груди, но что за дело было мне до того, -- красная пелена колыхалась перед моими глазами. Я не понимал, что делаю, но руки, ноги, тело действовали в удивительном согласии. С диким рычанием рубя и круша, я возвышался тигром среди рептилий. Еще секунда и они бежали, оставив меня стоять среди полудюжины уродливых приземистых тел, разбросанных по земле.