Юрий Греков - Слышишь, Кричит сова !

...На рассвете 17 апреля 1945 года три танко-десантных корабля ВМС США подошли к пустынному побережью Шлезвиг-Гольштейна в пяти милях севернее порта Хальтштадт. С каждого из кораблей были спущены по четыре десантных катера, и через час на берег высадились последние солдаты полуторатысячного десанта морской пехоты и семьдесят легких танков М-41. В задачу части oтряда с приданными ей десятью танками входило блокировать Хальтштадт. Остальным танкам с десантом на борту предстояло форсированным маршем двинуться в глубь Германии. Уже стало известно, что накануне войска маршала Жукова начали заключительные операции по овладению Берлином. И высаженный у Хальтштадта амеркианский десант был одной из многих ударных групп, в задачу которых входило на конечном этапе войны оккупировать как можно большую часть территории Германии.

Когда группа блокирования на полной скорости проскочила пять миль, отделявших место высадки от окраин Хальтштадта, командир группы майор Холкнер, высунувшись из люка передового танка, даже присвистнул от удивления: - Ну и поработали ребята!

Танки круто затормозили у края огромной воронки, добрых пяти километров в диаметре. На всякий случай Холкнер сверился с картой, потом заглянул в тоненький справочник, выданный ему перед операцией: "Хальтштадт. Порт. Население 138 тысяч... Четыре завода по производству... Исследовательские лаборатории флота...", и захлопнув книжку, вызвал по рации командующего высадкой коммодора Фланга, находившегося на борту одного из десантных кораблей.

Фланг ничего не знал о налете авиации на Хальтштадт, но, выслушав доклад майора Холкнера, рассудил, что вопервых, знать ему и не обязательно, и во-вторых,- поскольку блокировать нечего, эта задача отменяется. И, решив так, приказал майору Холкнеру полным ходом нагонять ушедшую часть десанта.

Бессмысленность массированной бомбардировки Хальтштадта не удивила коммодора Фланга. Собственно, вся Германия уже лежала в руинах, налетами американской авиации с лица земли был стерт Дрезден и многие другие куда более известные, нежели Хальтштадт, города. Полгода спустя мир узнал о Хиросиме. И уж, конечно, никому не пришло в голову искать иное объяснение полному исчезновению Хальтштадта с лица земли, чем то, что пришло в- голову майору Холкнеру.

Между тем такое объяснение существовало. Но до поры до времени, а, может, и навсегда, было, как пишут в старинных и некоторых современных романах, "скрыто покровом тайны".

Алексеи, конечно, не подозревал и подозревать не мог, ее что в самом скором времени ему доведется заглянуть под этот самый "покров".

- Фельдмаршал идет! - звонкий мальчишечий вопль распорол послеобеденную тишину. И сразу же хлопнуло окно, и раздраженный женский голос принялся на той же ноте честить хулиганов, мешающих людям отдыхать. "Гнев был громок, но справедлив,- подумал, усмехнувшись Алексей,- поскольку вопли под окошком никак не способствуют тому, что в Испании называется сиестой, а у нас проще и понятнее - вздремнуть после обеда".

Но "хулиган" был уже далеко. А вопль его не только разбудил почтенную пенсионерку, но пал на более благодатную почву: через минуту на углу собралась целая компания - Алексею они были хорошо видны - в которой любой мог бы послужить прототипом знаменитого вождя краснокожих, прославленного пером О. Генри.

Высокое внимание "вождей" на сей раз привлекла странная фигура, показавшаяся в конце квартала и тут же исчезнувшая за углом. Алексей отложил книжку и, откинувшись в отцовском самодельном кресле, предался, если воспользоваться несколько старомодным выражением, размышлениям.

У городов, как и у людей, свои судьбы. Несмотря на некоторую банальность этого тонкого наблюдения, факт остается фактом. Многие маленькие городишки, именовавшиеся у Брокгауза заштатными, давно стали гигантами и даже всемирно известными. Иные же с грехом пополам дослужились до почетного звания райцентров. Но еще остались маленькие и, надо сказать, уютные городишки, непримечательные ничем и гордящиеся в основном тем, что по ухабистой центральной улочке проезжал куда-то Пушкин, ругая при этом городского голову последними словами за то, что теперь называется "состояние дорог". Проезжал Пушкин или нет, в точности неизвестно, но думать так приятно. Городского головы, естественно, давным-давно нет, а есть горисполком с председателем. Центральная улица вымощена на памяти старшего поколения, а года три назад и вовсе заасфальтирована. И отличается такой город от бывшего своего заштатного собрата, ставшего знаменитостью, только тем, что в большом городе большая промышленность, а здесь маленькая - хлебозавод, кожевенный, кирпичный, сыродельный и еще всякие другие. В большом городе дома побольше, здесь - поменьше. Короче говоря, маленький городок - это большой в миниатюре.

Но была здесь, а кое-где есть и сейчас своя специфическая и обязательная достопримечательность. Кто живал в таких городах знает, что почти в каждом маленьком городке обязательно есть свой городской дурачок. Несчастные эти люди, несчастья свюего не сознающие,- народ совершенно безобидный. Не зря испокон веков к таким людям бытует трогательно сочувственное отношение. И странности их иногда могут оказаться преувеличенными. В детстве Алексей знал такого дурачка - немого Пантюшу. Немцы застрелили его в сорок третьем году на Первое мая, когда Пантюша явился на площадь, где до войны проходили митинги, и стал маршировать с разукрашенной рождественской звездой прямо перед окнами полевой жандармерии.

Несколько лет спустя, уже после войны, в городке появился мужичок лет сорока по прозвищу Коля-Луду. В нем безусловно погиб великий путешественник. Причем все его предшественники и современники, двигаясь к цели самыми экзотическими способами (верблюды, папирусные лодки, собачьи упряжки, на своих двоих и т. д.), так и не додумались до способа, которым регулярно пользовался Коля,он путешествовал в пустых железнодорожных цистернах.

В перерывах между путешествиями он колол дрова, ругался с мальчишками, если они уж очень приставали, и делал еще множество дел, за что регулярно перепадала ему миска борща, а то и стаканчик в любом доме, куда ему вздумывалось войти.

Во время кампании против тунеядцев в городке не удалось обнаружить ни одного на предмет порицания по этой части. И тут кто-то вспомнил о Коле-Луду.

Специальная комиссия внимательнейшим образом расспросила доставленного пред ее светлые очи Колю. И это внимание так растрогало его, что на все вопросы отвечал он охотно и даже с радостью.

- Вы признаете, что вы тунеядец?

- Да! - готовно отвечал Коля.

- И не раскаиваетесь в этом?

- Нет!