Юрий Нестеренко - Патриоты

Я летел на север. Внизу солнце уже зашло, и глубокие черные тени Скалистых гор затопили зеленые долины; но с высоты 8000 метров открывался чудесный вид на заснеженные, в редких крапинах, вершины, мягко сиявшие золотисто-розовым в закатных лучах. За горами лежал океан, над которым, отсеченный узкой полосой синей дымки, дотлевал оранжевый краешек солнца; левее и намного выше в прозрачной голубизне серебрился узкий серпик молодой Луны, полого пикировавшей в океан вслед за дневным светилом. Зато на востоке, где уже зажглись первые звезды, поднимался над горизонтом алый Марс.

Флаер шел на автопилоте, так что я мог вволю любоваться красотами. Увы, полноценную пилотскую лицензию я так и не получил. Неподкупные компьютеры признали мои реакции недостаточно быстрыми. А это означало полеты только в дневное время, над равнинной местностью и на скоростях не выше тысячи. И, конечно же, никакого космоса, тем более — боевого применения.

В пятнадцать лет, когда я подал документы в летное училище, это стало для меня настоящей катастрофой. Подобно большинству ныне живущих, я родился после Великой Войны, но с раннего детства воспитывался на ее героических образах. Я мечтал быть достойным подвига тех, кто в чудовищной, неравной, казалось бы, заведомо обреченной на поражение борьбе сумел отстоять нашу жизнь и свободу от безжалостных агрессоров. Отстоять Землю.

На стороне лагров было все — научно-техническое превосходство, огромный флот, внезапность нападения. У людей в то время не было ни единого звездного корабля. Мы только-только начали всерьез осваивать Солнечную систему, а термины типа «гипердрайв» встречались разве что в фантастической литературе. Угроза вторжения из космоса, кстати, всерьез рассматривалась тоже только там. Ну, конечно, если расценивать каждого землянина как потенциального солдата, то у нас был численный перевес, но в эпоху космических войн и орбитальных бомбардировок это слабое утешение. До Великой Войны на Земле жило восемь миллиардов человек. После осталось два.

И все же у нас было кое-что, чего не было у противника. Наша планета, отступать с которой нам было попросту некуда. И наша решимость отстоять ее любой ценой.

Лагры были весьма разумной расой. Они верно рассчитали, что у нас нет ни малейшего шанса и что мы сами это понимаем. А потому были уверены, что мы не станем сопротивляться. А если и станем, то — до первых аннигиляционных бомб, стерших с лица Земли восемь крупнейших городов. Они не учли одного — на что способны настоящие патриоты, защищающие свою страну и свою планету.

Первые месяцы войны были для человечества сплошным кошмаром, попросту бойней. Базы на Луне и Марсе были захвачены или уничтожены в считанные дни, сопротивление в космосе практически прекратилось. Лагронский флот утюжил Землю с орбиты и высаживал на все континенты один десант за другим. Европа была стерта в радиоактивную пыль, в Азии добивали последние очаги сопротивления, в Африке сопротивляться было просто некому, в Австралии сидело коллаборационистское правительство, присягнувшее на верность оккупантам. Треть Америки еще держалась, но уже из последних сил. А потом… потом все изменилось. В результате серии беспрецедентных по дерзости операций силам Сопротивления удалось захватить большой архив технической документации пришельцев и ряд их ведущих специалистов. Кстати, немалую роль в этом сыграли австралийцы, притворившиеся коллаборационистами лишь для виду… Добытую информацию передали на базы в поясе астероидов, глубоко законспирированные с самого начала войны. В кратчайшие сроки персонал баз сумел наладить производство боевой техники по технологии пришельцев, и лаграм был нанесен удар в спину, из космоса, откуда они уже не ждали никаких неприятностей. Сосредоточенный на околоземной орбите флот представлял собой хорошую мишень… В той битве землянам, хотя и ценой огромных потерь, удалось уничтожить флагманский корабль лагров вместе с их командующим и доброй половиной верхушки. Это был еще не конец, но это был коренной перелом. Спустя полгода последние остатки разбитого флота агрессоров бежали из Солнечной системы.

Увы, мы не могли преследовать врагов до их родной планеты. Во-первых, захватить удалось все же не всю их технологию, в распоряжении землян был лишь гипердрайв для ближних прыжков, примерно на девять парсеков, а лагры, судя по показаниям приборов, скакнули гораздо дальше. Во-вторых, весьма вероятно, что силы их родной системы все же намного превосходили разбитый людьми экспедиционный корпус. Так что существовала вероятность, что лагры вернутся. И послевоенные поколения, и мое в том числе, воспитывали в духе готовности к отражению новой агрессии. Как выяснилось — воспитывали не зря.

Лагры так и не вернулись. Вместо этого напали кхрак'ки. Как раз в тот год, когда я пытался поступить в летное училище.

Как я уже сказал, заключение приемной комиссии было для меня большим ударом. Я ведь с детства мечтал лично защищать космические рубежи Земли. Я, конечно, знал, что в наши цивилизованные времена пилот уже не сидит в кабине истребителя сам; будь это так, наши потери были бы неприемлемо высокими. Вместо этого он сидит на боевом посту корабля-матки, и его нервная система подключена к блоку дистанционного управления истребителями; при этом хороший тренированный пилот может управлять сразу целым звеном боевых машин — подобно тому, как обычный человек выполняет работу сразу обеими руками со всеми их пальцами… Но для этого нужна отменная быстрота реакции и ряд других способностей, каковыми, увы, обладают не все.

Какое-то время я пребывал в черной депрессии — мелькали даже мысли о самоубийстве. Ясное дело, ведь крах моей мечты и мысли о собственной никчемности наложились на обычные сложности подросткового периода. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы отец не познакомил меня со своим старым приятелем Гэбриэлом Хантом, военным психиатром. Доктор Хант не только помог мне выйти из депрессии, но и подарил новую цель. Я понял, каким образом могу стать полезным моей Земле и ее армии, сражающейся с новым врагом.

Конечно, война с кхрак'ками протекает куда менее драматично, чем Великая. Ведь на этот раз мы встретили противника во всеоружии. За шестнадцать лет лишь считанные разы их кораблям удавалось прорваться опасно близко к Земле; в основном же бои идут на дальних подступах, включая соседние звездные системы (увы, там нет ни одной планеты, пригодной для жизни, поэтому мы вынуждены довольствоваться там лишь небольшими базами — как, впрочем, и наши враги). Но все же война есть война; к тому же она тянется уже слишком долго, и конца ей не видно, ибо мы вынуждены сидеть в обороне. К сожалению, технология дальних гиперпрыжков нам все еще неизвестна, и родная планета кхрак'ков остается нам столь же недоступной, как и родина лагров. Все это не может не действовать на психику наших бойцов; моя же задача в том, чтобы бороться с последствиями этого. Я стал военным психиатром.