Мария ГАЛИНА - 2009 № 9

Под траки танков брошена планета.

Вспороли Землю линии окоп.

А где-то там, на горизонте, у рассвета

Земля чужая, да и народ не тот.

И чтоб чужое тоже стало нашим,

Мы засучим повыше рукава.

И от железной поступи солдата

Уже дрожат поджилки у врага!..

Бауэр орал бы песню и дальше, но тут в переговорном устройстве раздался рык хауптштурмфюрера, объявившего, что если обер-лейтенант не заткнется, то его немедленно вышвырнут из танка:

— Бауэр! У меня и так куча дел, чтобы еще отвлекаться на ваше не слишком мелодичное соло!

По плацдарму русских у Бекетовки ударная группа прошлась, как каток по полю. «Маусы» с «тиграми» исковеркали, разметали, вдавили в обуглившийся грунт фланговое охранение и тылы сразу двух coветских армий. Обошлось это удовольствие недешево — в две трети мотопехоты и двадцать семь танков, включая восемь «тигров». Подполковник Пост со всем своим экипажем сгорел заживо, когда осатаневшие иваны забросали его железного зверя бутылками с «коктейлем Молотова». Да вообще никто живым бы не вырвался, если бы не Фогель. Хауптштурмфюрер терпеливо дождался, когда на грохот ночной канонады сползется побольше русских «роликов» и дал отмашку Бауэру: мол, давай! И тот «дал». И продолжал мести синим лучом «Мьёллнира» влево и вправо до тех пор, пока близким разрывом башенку с излучателем не заклинило намертво.

— Все, — обреченно сообщил обер-лейтенант Фогелю. — Я спекся.

— Это уже не важно, — ответил хауптштурмфюрер. — Смотри!

Перед закопченными, с выщербинами на броне машинами немцев из темноты выползали скелеты сталинградских руин.

— Мышь-два, это Бык. Боевая задача выполнена, — в голосе Крафта не было ничего, кроме запредельного изнеможения. — Что дальше?

— Бык, это Мышь-два... — Бауэр вздрогнул. Впервые с начала операции он слышал голос Эльзы. — Спасибо за помощь. Дальше мы пойдем одни. Уходите.

— Как? — Крафт вздохнул. — У нас почти не осталось топлива.

— На сколько хватит, на столько и уходите. Мышь-один, вы знаете, что делать.. Бык, конец связи.

На самой нижней передаче «маусы» стали втягиваться в перепаханный войной город. Глядя, как в приглушенном свете фар плывут мимо бортов бесконечные развалины, обер-лейтенант просто отказывался верить, что еще год назад тут проживало полмиллиона человек.

Головной «маус» миновал топорщащийся перекрученной арматурой кусок фасада, проскрежетал траками по бетонной крошке и влип. Казалось, кто-то включил большую новогоднюю иллюминацию. Но грохот молотящих по броне снарядов быстро развеял эту иллюзию.

Башня танка заходила ходуном от чужих попаданий и собственных ответных залпов. Клаус на пределе скорострельности бил из обоих орудий осколочными снарядами. Лопнули, окатив всех мелкими осколками, лампочки. Чрево танка погрузилось в темноту. Фогель приказал включить аварийные фонарики.

Бой продолжался.

Злобно шипел компрессор, пробанивая сжатым воздухом стволы после каждого выстрела. Заряжающие не успевали выбрасывать раскаленные гильзы, и те гроздьями перекатывались по полу. Надрывно ныли вентиляторы, безуспешно стараясь очистить воздух от порохового дыма. В башне творился сущий ад.

Им все же удалось прорваться через плюющийся смертью перекресток. И через следующий. И еще через один. «Маус» протаранил баррикаду со скрывающимися за ней противотанковыми пушками, размазал их по земле вместе с расчетами и остановился над поймой замерзшего водоема. Стрельба стихла — в темноте отчаянно дравшиеся русские потеряли противника.

— Конечная станция — речка Царица, — объявил хауптштурмфюрер. — Вон там — элеватор, вот — трубы тракторного завода, эта глыба — Мамаев курган, а справа — Волга. Мы почти в центре Сталинграда. Зиг хайль!

— Хайль! — хором взревели эсэсовцы.

— Выключить фары, заглушить двигатели.

— Есть.

Наступившая тишина ударила по ушам больнее разрыва снаряда. Понадобилось какое-то время, чтобы глаза адаптировались к темноте.

— Хауптштурмфюрер!

— Да, обер-лейтенант?

— Наблюдаю массовые перемещения людей и техники в походных колоннах. Черт побери, весь город буквально кишит большевиками.

Фогель оскалился:

— Так и есть, Бауэр. Из-за того, что 29-я моторизованная удержала Тингуту, Советам пришлось перенацелить почти все боеспособные части своего Сталинградского фронта сюда. Сотни тысяч людей. Тысячи орудий. Сотни танков. Когда рассветет, вся эта орда обрушится с тыла на армию Паулюса, кое-как отбивающуюся у Калача от еще одного советского фронта — Юго-Западного.

— Шах и мат, — тихо сказал Бауэр.

— Именно так русские и считают. Но они не принимают в расчет нас.

Клаус оторвался от перископа:

— На шесть часов — бегущий человек.

— Это оказалась Эльза. Как всегда с растрепанными волосами, плюс запыхавшаяся и со свежим бланшем под глазом.

— У Баха осколками срезало антенны. Выйти на связь с бомбардировщиком не получается, — разъяснила ситуацию девушка, стараясь отдышаться.

— Да, неприятно, — покачал головой Фогель.

— Разве это неприятно? — фройляйн Вернер зло закусила губу, отчего, на взгляд Бауэра, необычайно похорошела. — Неприятно другое. Советы сумели закатать Баху с короткой дистанции в борт чем-то увесистым. Броню прошило навылет. Пожар мы потушили, но танк лишился хода.

Хауптштурмфюрер приник к перископу:

— Бах слишком заметен на фоне горящего дома. Может, мы попробуем починить Мышь-два?

— Действуйте. А я пока воспользуюсь вашей рацией.

Дважды повторять приказания Фогелю не приходилось. Забрав с собой всех, кроме Эриха, он заторопился ко второму «маусу».

Самолет откликнулся далеко не сразу, но все же отозвался. Госпожа штурмбанфюрер расслабилась, закрыла глаза:

— Вот теперь почти все.

— Блестяще, — тускло промолвил Эрих.— Поздравляю. Жаль только, что не могу разделить вашу, штурмбанфюрер, радость. Ибо не в курсе, чего такого потрясающего в том, что «почти все»...

Тут-то и выяснилось, что на самом деле вовсе не «почти все», а даже совсем-совсем наоборот — далеко еще не все. Не заметить угольно-черный силуэт «мауса», подсвеченный всполохами пожара, было трудно. Русские вычислили Мышь-два.

Корректировщики приникли к телефонам.

На восточном берегу Волги советский артиллерийский полк резерва Главного командования задрал стволы своих гаубиц почти вертикально и за две минуты выпустил по загодя пристрелянному квадрату две дюжины «чемоданов» калибром двести три миллиметра.

Второй залп дал накрытие. Сразу два стокилограммовых снаряда попали в танк Баха. Один из них пробил относительно тонкую — всего 65 миллиметров — крышу башни и взорвался в боеукладке «мауса».