Мария ГАЛИНА - 2009 № 9

— Кр-рутой пр-рикол! — гаркнул Санчо, и Гэвин вздрогнул.

— Да уж, — сказал он.

С трудом преодолев притяжение морского простора, он отвел взгляд. Справа и слева широким плоским полумесяцем простирался пляж. К нему вплотную подступали дома, свет из окон заплатами ложился на песок. Над и за домами вставало высветленное городским заревом и луной небо. С соседней крыши долетел хохот чаек. Гэвин вновь обратил взор к черному пространству моря. Он помнил, каково стоять ночью в раздолье канзасской степи, где небо и земля тоже теряются в неоглядной дали, но на край света попал впервые. Он опять вздрогнул.

Далеко в море что-то блеснуло. Через минуту вспышка повторилась. «Маяк?» — изумился Гэвин. Слева от маяка он заметил другие огни, слишком крупные, чтобы быть звездами.

— Острова Шоалс, — объяснила Аманита.

— Там живут люди? — Это казалось безумием.

Аманита ответила не сразу. Гэвин взглянул ей в лицо, но его скрывала тень. Виднелись только глаза, две слабо мерцающие точки.

— Раз или два в год воспитатели привозили нас сюда из приюта. — Ее голос звучал мягко, без тени резкости, которая пробивалась в нем, когда Аманита дурачилась. — Я свято верила, что родилась на этих островах, что мамина семья до сих пор там. Что и я жила бы с ними, если б мама не умерла. — Она усмехнулась. — Детские фантазии. Я не сознавала, что эти острова не увидишь ни днем, ни при луне.

Гэвину показалось, что он понял.

— Только в мечтах? Во сне?

Она повернула к нему лицо, наполовину освещенное луной и сиянием окон, наполовину затушеванное тьмой, четко разделенное посередине горбатым носом.

— Не только. Тьма должна быть достаточно глубокой, и надо найти в себе мужество верить. Ладно, давайте отвезу вас домой.

Гэвин с величайшей радостью последовал за ней в глубь песчаного берега, прочь от тьмы моря, но его не покидало странное чувство, что он позорно завалил неведомый экзамен.

На другой день он разместил в «Портсмутском герольде» объявление: найден попугай. Он знал, что поступает правильно, однако запасся свежими фруктами, надеясь и дальше делить их с Санчо. Еще он купил газету, подстелить Санчо под насест. Для постоянного жительства попугай облюбовал хлипкий стул с тонкими высокими ножками и восседал на спинке, как принц на троне. Стул стоял у окна, выходившего на узкую улицу, и птица возвещала о появлении каждого прохожего истошными криками: «Кр-расотка! Айда! Привет!», перемежая комментарии художественным свистом — в богатый репертуар Санчо входили даже начальные такты Пятой симфонии Бетховена.

Гэвин установил свой лэптоп возле стула Санчо, на старинном столике. Дому перевалило за двести пятьдесят лет (если верить дате, выведенной маляром над парадной дверью), и обставлен он был, казалось, тоже исключительно антиквариатом. Данью современности были лишь кухня и беспроводной модем. Электронный ящик Гэвина доктор Джури успел завалить просьбами исследовать такой-то древний манускрипт или разыскать сякой-то источник равно темной по смыслу ссылки на фрагмент утраченной саги. Гэвин зарегистрировался в сетевой библиотеке НГУ и засел за работу.

К вечеру в голове мутилось. Он разогрел в микроволновке замороженную пиццу, жадно умял ее (попугай остался верен фруктам) и отправился на прогулку — довольный Санчо восседал у него на плече. Вернувшись, Гэвин откопал в забитой книгами библиотеке доктора Джури том под названием «Легенды о фейри» и уснул на середине главы. С зарей Санчо разбудил его неблагозвучным исполнением первых четырех нот Пятой. На двенадцатом повторе Гэвин выполз из-под одеяла, чтобы накормить попугая, а заодно и себя.

Установился удобный распорядок: с утра бодренько за газетой, затем электронная почта, вопросы доктора Джури (чаще без ответов), ланч, поход за продуктами, обед, прогулка, чтение, сон. Хотя, по большому счету, ничто не вынуждало Гэвина обживаться, он исходил город пешком вдоль и поперек, предоставив Санчо рассылать приветы за них обоих. Санчо был его товарищем, компьютер — связью с внешним миром, исследования — единственной заботой. Помимо денег, но эта проблема разрешилась к исходу второй недели, когда из НГУ на имя Гэвина перечислили первый платеж. В тот вечер он снова повез Санчо на пляж.

Уже грянул июнь с его долгими днями, и море заливал яркий свет. По песчаному полумесяцу ходили люди, лежали на полотенцах. Несколько человек бродили в волнах ласкового прибоя. Гэвин наблюдал — с верхней точки пляжа.

— Кр-рутой пр-рикол! — проорал Санчо.

— Угу. — Гэвин собрался с духом и спустился по длинному откосу к темному сырому песку, границе, выше которой не захлестывали волны. Близкое соседство помогло не больше, чем белый день — от бесконечности водного приволья Гэвина затошнило. Сейчас, засветло, он отчетливо видел острова Шоалс, тесной группой встававшие по эту сторону горизонта. Поля, дома, среди прочих вроде бы гостиница постройки прошлого века, большая и белая, но ничего подлинно необычного. Острова отделяло от материка всего шесть миль (он справился в «Википедии»). Однако с равным успехом они могли лежать на обратной стороне Луны. Гэвин не стал задерживаться. Он поехал домой, съел пресный ужин и взял Санчо на поздний променад.

Ноги сами понесли его той дорогой, что в первый вечер в Портсмуте, и Гэвин с удивлением обнаружил, что сворачивает за угол к «Закусочной Дэнни и Энни». И машинально вошел. Официантка моментально засекла Санчо.

— Простите, с животными нельзя.

Гэвин залепетал извинения, но в раздаточном окне показалась Аманита и крикнула:

— Все в порядке, Хэйзел. Я знаю парня. Попугай — его поводырь. Аллергия на собак!

Хэйзел смерила их подозрительным взглядом, но впустила. Гэвин, заказал яблочный пирог, стакан молока и стал смотреть, как Хэйзел с Аманитой шушукаются за стойкой. Хэйзел украдкой зыркнула в его сторону, но улыбалась, когда принесла пирог, а с ним половинку банана. Санчо тотчас обаял ее — протяжно, восхищенно свистнул и назвал «кр-расоткой», что, признал Гэвин, соответствовало истине. Брать денег за пирог девушка не хотела, но Гэвин настоял. Аманита, занятая мытьем посуды, успела лишь помахать ему рукой. Он помахал в ответ, невольно сравнил ее с Хэйзел и испытал неприятный укол вины и жалости. Быстро доел пирог и вышел.

Аманита ждала на тротуаре.

— Я сегодня рано, — сказала она. — Вы пришли тютелька в тютельку.

Гэвин пожал плечами, казнясь пуще прежнего.

— Спасибо, что впустили. Быстро вы нашлись! И как это Хэйзел купилась? Видно же, что я не слепой.

— Подумаешь! Я наврала, что вы маниакально-депрессивный, а попугай не дает вам сорваться.

Гэвин расхохотался.

— И что я злой колдун, тоже сказали?