Юрий Дружков - Прости меня…Фантастическая поэма

— Кем он был, этот проныра?

— Владелец лахомского ночного клуба «Карусель». Полуджентльмен, полугангстер, человек с очень темными связями… Шерифу он сказал: ему стало жаль бедного Президента и его сироток… Хотя стоило пожалеть скорее своего близкого друга, а не Президента. Знаете кого?.. Патрульного полицейского, застреленного там, на углу Норт-Бекли-авеню!.. Чувствуете, какая деталь? Дом хозяина «Карусели» тоже рядом с домами всех действующих лиц… Конечно, кроме Белого дома.

— А потом?

— Потом в уголовном суде был процесс. Полуджентльмена, полупатриота присяжные приговорили к смертной казни.

— Он казнен?

— Что вы, мистер Магнитолог. Он сидит в уголовной тюрьме, из окна которой, может быть, увидит нас, если мы подъедем к ней.

— Когда будет казнь?

— Ее пока не будет. Его не могут казнить. Скоро должен состояться новый суд над ним. Но доживет ли он до второго суда, не знаю.

— Ваши предположения?

— Да, мои предположения. Последний участник драмы долго не протянет.

— Почему так?

— Он главный свидетель! Понимаете, главный свидетель, хотя и одновременно подсудимый. Так сложились обстоятельства, так идет ход событий, что я не дам цента на миллион долларов за то, что через год он будет живым и здоровым. Он главный свидетель, а свидетели в этом деле гибнут как мухи. Он к тому же, говорят, серьезно болен. Я видел его на первом суде… Взгляд исподлобья, сам худой, облезлый, речь невнятная… Скверно выглядит. На семьдесят процентов покойник…

Американец вдруг заулыбался, повернулся ко мне.

— Хотите, я повезу вас обедать в «Карусель»? — он подмигнул. — «Карусель» вертится на всю катушку! Денег невпроворот. Много туристов, очень много… Кстати, впереди слева здание суда, где, наверное, будет через некоторое время продолжение казуса. Правда, если наш обвиняемый ноги не протянет…

Я видел буквы на черном фоне. Я видел американский флаг на металлической палке. Мы проехали мимо.

— Юстиции не приходилось разбирать более запутанное, более опасное дело, — рассказывал Американец. — Кажется, просто: убил — садись на электрический стул. Но Фемида не смеет казнить его, боясь втайне, потому что, казнив, она как бы исполняет волю темных сил, нетерпеливо ждущих смерти главного свидетеля.

— Но позвольте, вы говорите о неясности, о сложностях, а сами делаете выводы, как будто вам все понятно. Главный свидетель чего?

— Заговора. Даже не свидетель, а соучастник.

— Вы утверждаете, значит, заговор был?

— Да!

— Какая же роль у владельца «Карусели» в этом заговоре?

— Пока мы знаем одну: заставить замолчать самого главного свидетеля, того, кто будто бы стрелял в Президента. Роль сыграна великолепно. Зрителей было много. Сделав дело, мавр автоматически попадает в патриоты. Но мавр такой же свидетель, как и первый, ничуть не лучше. Он должен подохнуть. Как он умрет — неважно. Лучше будет, если Фемида сама пошлет его на смерть. А старушка не торопится. Не был опрошен ни один из пятнадцати свидетелей, которых назвал адвокат. Но зато, с тех пор как был убит Президент, уже девять из них погибли. В самых разных местах и при самых разных обстоятельствах. Их, наверное, будет пятнадцать, если не больше. И одним из них станет владелец ночного клуба.

Американец жестикулировал одной рукой.

— Парадокс! Финал суда смотрела вся Америка. Три компании сыграли в орла и решку. Жребий на установку аппаратов в зале суда выпал Си-Би-Эс. Кажется, никакой тайны, все на виду… Виновен? Казнить!.. И ничего не ясно, и перевернута нелепая страница в истории правосудия. Кто-то хотел как можно меньше логики… Не названы причины. Если их нет, значит, тот псих, но тогда невозможен такой приговор…

В темноватом зале пахло почему-то лаком и сухой травой. Мы сели в углу, наискосок от сверкающей стеклом и никелем стойки бармена. Девушка в бирюзовой, почти невидимой блузке подошла к нам, улыбаясь, как старым добрым знакомым, и ждала.

— Хотите по-нашему, наскоро, пиво и гамбургер? Или посолидней? — спросил Американец.

— И то и другое, — сказал я.

— Дайте, как просит он, — мигнул Американец девушке, а та, больше ничего не спросив, ушла к стойке, по-прежнему улыбаясь, прозрачная, гибкая, сильная, в нежной помаде на губах.

Кроме нас, там было несколько молоденьких моряков, белых от головы до пят… Они сложили на стульях белые вещевые мешки, протянули ноги далеко от столиков и дымили сигаретами, разглядывая девушку. Морячки улыбались девушке. Все кругом улыбались. И румяный человек за хромированной стойкой, и девушка. Потом один из моряков встал, бросил монету в автомат, и началась музыка.

Нам принесли жареное мясо в чугунных тарелках, стаканы, салат, пиво «Шлитц» и две булки, разрезанные надвое бугристой котлетой.

— Так у нас едят на скорую руку: гамбургер, — Американец показал на котлету, — и пиво.

Гамбургер… До войны продавали у нас в Москве на улицах булки с котлетами. Я выпрашивал у мамы семьдесят копеек и бежал к мальчишкам, ожидавшим на улице, таким же любителям этих булок. Еда на улице была почему-то желаннее всех домашних обедов… А потом они, те самые булки, снились мне всю голодную войну.

— Здесь обычно днем было закрыто, но с тех пор как это случилось…

Я кивнул.

— Вы устали? — спросил он. — Этот город, эти рекламы, вечное волнение, вечный шум… Я вас укатал?

— Да, много реклам…

— У вас этого нет. А для меня как свое, близкое что-то.

Моряки надымили. В расплывчатом воздухе блюкала музыка.

Белые, как призраки, покачивались моряки.

Там, у стойки, рядом с нашей девушкой, стояли две другие, такие же насмешливые, прозрачные, видимые, казалось, до самой кожи, горячей, упругой, нежной…

— Сколько стоят эти девушки? — спросил я.

Стакан с пивом задрожал в его руке. Он засмеялся раскатисто и кончил тем, что хлопнул меня по спине.

— Вы становитесь американцем!

— Я никем не становлюсь. Пришла в голову такая блажь спросить, вот и… Денег у меня все равно же нет…

— Вы мой гость. Я за все буду платить…

— В долг?

Он засмеялся.

— Когда-нибудь вернете.

— Чтобы вернуть вам доллары, мне придется просить у вас работу.

— Вы ученый. Найдете моментально свою работу, — он подмигнул. — А то, в самом деле, оставайтесь в Америке, мистер Магнитолог. Не так уж плохо жить у нас. Попробуйте! Не каждому на земле дано иметь все. Для себя!.. Такой шанс! Подумайте… Выполнение любых желаний… Были бы только доллары, которые, конечно, будут у вас.

— Неужели всем так хорошо на вашей обетованной?

— Ну вам-то будет неплохо, ручаюсь.

— Вы уверены?

— О да… К нам переходят сотни ученых. Французы, немцы, англичане… Сливки науки, цветы академий…

— Так, наверное, легче: не воспитывать, не обучать, а покупать готовенькие мозги.