Юрий Дружков - Прости меня…Фантастическая поэма

Год и месяц поймать было тоже не трудно. Я заглянул в сторожку привратника. Над грубым столом в комнатенке висел календарь-численник, и мы вместе перелистали его за полминуты.

Год и месяц… Холодный декабрь. Нева под окнами не видна в тумане. Плывут по улицам, как деды-морозы, мохнатые снежные водители скрипучих саней с моторами в одну лошадиную силу. Везут к подъезду чиновников и генералов, укутанных снизу овчинами, сверху собольими воротниками…

Он шагнул из тумана ко мне в двадцатый век, едва не упав на скользкой мостовой, выпрямился, тонкий, молодой, в черной шинели, в осенних перчатках, с пристегнутым серебряным кортиком сбоку… Мой ровесник, похожий на меня, как уверяла мама, человек.

Ну, здравствуй, дед! Наконец-то мы встретились. Я долго не мог, ты меня понимаешь?.. Прости, я волнуюсь, уважаемый профессор, академик, член Российской, Тулузской, Австрийской да еще каких, не помню… Видишь, я нашел тебя, великий мой неудачник. Ты сам этого хотел. Расскажи мне твои загадки, беды, находки, поиски. Я должен узнать о них. Я — твой наследник…

Он вошел в здание.

Министр вежливо слушал.

— Предпринятые мною работы по вопросу о беспроволочной электрической передаче энергии привели меня к результатам, которые я не считаю вправе эксплуатировать за границей, не представив их прежде всего на благоусмотрение вашего высокопревосходительства…

— Русский патриотизм, уважаемый господин профессор, — основа нашей государственности. Похвальное ваше стремление будет примером для научной молодежи, которая восхищена была курсом ваших лекций в инженерной академии…

— Но лекции, к сожалению, не дают мне такого количества средств, которое могло бы обеспечить проведение опытов.

— Господин профессор, военное ведомство не располагает в настоящее время наличием средств для работ, не связанных с вооружением флота.

— Очевидно, я глубоко виноват в том, что не сумел обосновать значение моих изобретений…

— Дорогой мой, вы так молоды, а развитие наук уже нельзя понимать без влияния ваших работ. Но военная промышленность…

В узком длинном окне туман и туман. Ударила пушка на Петропавловской. На санях от Невы проехала бочка с водой. Грустно тебе, старик…

Нева прояснилась. По городу запрыгали брички на шинном ходу. Во дворе министерства, черный от лака, пыхтел вонючий автомобиль. Под окнами зеленела трава. Дед пришел опять, и снова ровный воспитанный голос. И Нева, и бочка с водой…

Он искал. Он ходил к промышленникам.

— Виноват, милостивый государь, а какая будет мне выгода?

К банкирам.

— Дайте нам гарантийное письмо,

К ростовщикам.

— Ваша недвижимость не обеспечивает залога…

По Неве колотится первый лед. В Эрмитаже днем зажигают свет. Он опять идет в подъезд на углу Вознесенского проспекта. Вежливый министр вежливо приглашает сесть.

— Меня заставили обратиться к вам причины, о которых я пишу в моей докладной записке на имя вашего высокопревосходительства.

— Я прочел ее, господин профессор.

— Новая система дальновидения, которую мы предлагаем осуществить, настолько важна, что я заранее взял на себя обязательство не делать никаких публикаций и хранить в тайне саму идею разработки необходимых аппаратов. Но я рассчитываю на благосклонное внимание ведомства и, конечно, финансовую поддержку.

— На какую сумму вы располагаете?

— Для начала пятнадцать тысяч рублей на заказы по изготовлению приборов. Нам будет необходимо среднего тоннажа быстроходное судно и…

— Мы не имеем таких финансовых средств на ближайшие годы… Его величество император всероссийский выехал на совещание монаршей ассамблеи по всемирному разоружению. В торжественный момент…

Как? И тогда все те же разговоры?

Помню, копаясь однажды в древних книгах, я нашел в русском «Политическом журнале» за 1789 год «заграничные вести»… «Англия призывает государства не делать более пушки, огнестрельные ружья… Похвальный совет, но лицемерный…»

Столько лет одни разговоры.

Его нашел на съезде в уютном бельгийском городе Льеже высокий, благожелательный, умный человек.

Он сказал:

— Господин профессор, у нас вы получите собственную лабораторию, неограниченный кредит, инженеров, которые будут счастливы помогать вам, и квалифицированных рабочих. Возьмите, пожалуйста, чек. Я не настаиваю, можете не брать, но подумайте. Наука не простит погребения таких идей. В наш высококультурный век (забавно звучат его слова: «наш высококультурный век… плохие паровозы, древний телеграф, самолеты-лучинки…»), общественные устройства не имеют права становиться на пути науки. Иначе она их сметет или наступит величайшая катастрофа…

Он вернулся домой. Были на экране свет, белая ночь, ясные блики на окнах, белая Нева, белые дома, и я невольно убавил яркость.

Он стоял у подъезда и смотрел на воду. Из окон ближнего дома звучала мазурка, смех очень юных людей, светлый, как воды Невы.

Потом на улицу вышли две девушки. Посмотреть на эту воду, на шпиль, отраженный в ней, облака, мосты, поднятые, как руки, на чаек, на что-то еще необъяснимое вдали.

Одна из девушек сначала оглядывалась на деда, потом подошла и спросила, как будто ей ничего не стоило подойти к незнакомому на берегу.

— Почему вы такой грустный? Пожалуйста, не надо…

— А вам, барышня, весело?

— Я первый раз в Петербурге. Как светло, посмотрите. Меня зовут Маша. Я хочу, чтобы всем нынче было светло…

Не могу назвать эту юную девочку, женственно красивую девочку — бабушка.

Ах мазурка, мазурка!

Военный министр докладывал кому-то сиятельному:

— Имеется неприятное сообщение дипломатических каналов.

Некий ученый показал на манеже в Нью-Йорке действующую модель аппарата, управляемого на расстоянии. Военные круги ассигнуют большие суммы на постройку таких машин.

— Я так и предполагал. У нас этого не могут сделать. Не по силам! Твоим ученым далеко до них, Роман Артурович.

— Я намерен пригласить наших профессоров, знающих электрические науки… поручить им разработку систем управляемых…

— Опоздал! Опоздал, ваше высокопревосходительство, Роман Артурович. Надо покупать готовенькое, коли продадут… Кто сей заморский ученый?

— Как пишут, он ровесник нашему профессору, а вот поди ж ты… Он одинок, имеет образование, полученное в Европе. У него даже имя такое, как у нашего, правда, на итальянский манер…

Я вздрогнул. Черт побери, неужели я становлюсь детективом-дефективом, раз мне приходят в голову такие предположения!

Ровесник? На итальянский манер?..

Но я, дорогие мои соотечественники, увидел это. Увидел, как он плыл в Америку, как работал, как его называли… У нас много таких имен. Павел — Паоло, Николай — Николо.