Татьяна Апраксина - Цена Рассвета

— Правда кварталы сжигают?

— А то я пошутил, а? — мрачно фыркнул Бран. — Закрывают входы и выходы, герметично, льют через вентиляцию горючку, а потом поджигают. Потом металл отчистят — и добро пожаловать, живите другие.

Фархад скинул руку курсанта, остановился и согнулся пополам. Тошнило его долго.

До Надежды, столицы Вольны, Аларья добиралась чуть больше двух суток. Денег на трансконтинентальный монорельс у нее не было, к тому же для покупки билета требовалось показать удостоверение личности. Девушке не хотелось, чтобы ее отследили прямо от вокзала. Двухэтажный автобус — «гостиница на скользящей подошве» — стоил куда дешевле, хоть и не мог по комфортабельности сравниться с монорельсом. За пятьдесят три часа она успела устать до полусмерти, хотя сначала и казалось, что не с чего: сиди себе в кресле да смотри в окно, благо, место попалось удачное.

В автобусе воняло — потом и парфюмерией попутчиков, быстрорастворимыми супами и кашами, которые разводили кипятком, несвежим синтетическим бельем и дешевой смоляной жвачкой, которую мусолили все, от мала до велика. Соседи быстро перезнакомились между собой, образовали компании — кто играл в лото, кто в «Лесной квест», женщины постарше бесперечь болтали о детях и мужьях. Аларью каждый час приглашали то пообедать, то выйти покурить, то сыграть во что-нибудь. Она медленно сходила с ума, постоянно с содроганием ожидая, что вот-вот на плечо опустится чья-то потная лапа и дружески похлопает по нему. Вдобавок, автобус ехал шатко, неровно, видимо, привод был давно и безнадежно изношен, а чинить его никто не собирался.

Все эти муки кончились, когда автобус вкатил на вокзальную площадь и открыл двери. Аларья подхватила рюкзак и планшет, опрометью бросилась прочь от автобуса. Первые минуты ничто иное ее не интересовало — только убраться подальше от мерзкой вони, от ненавистных голосов. Чуть позже, пару раз налетев на прохожих, она все же остановилась — прямо посреди улицы, удивленно открыв рот. Столица оказалась совсем иной, нежели девушка представляла ее себе. Здания были выше, разнообразнее и ярче. Множество синего и темно-зеленого стекла, белые или серо-серебристые стены, пестрые дома, где ни один не походил на соседний — совсем не то, что в родной провинции, где ряды однотипных круглых многоэтажек тянулись километрами.

Наконец до нее дошло, что она стоит и глазеет на дома и вывески — позор, провинциалка из анекдотов. Аларья одернула блузку, повесила рюкзак и планшет на плечо, засунула руки в карманы и с видом деловым и независимым отправилась вдоль по улице. Она была уверена, что смотрится не хуже других и, разумеется, чуть старше, чем на самом деле. Еще полгода оставалось до совершеннолетия, а по законам Вольны не достигшие восемнадцати лет обязаны были предъявлять любому милицейскому чину разрешение родителей на свободное перемещение и финансовые операции.

Девушка не представляла себе даже азов самостоятельной жизни — как и почем снимают жилье, что для этого требуется, где искать работу, кому можно предложить рисунки; ее это не волновало. Главного на текущий момент она уже добилась: вырвалась из дома прочь, подальше от обрыдлых родителей и их ненаглядного чудовища. Через пару часов она уже рассуждала совершенно иначе. За кружку безалкогольного синтетического пива пришлось заплатить вдесятеро дороже, чем дома. Ни одного объявления «сдается комната» или «приглашаем на работу» Аларья не увидела. Зато постовые милиционеры стояли на каждом углу, бдительно озирая прохожих.

Пересиливая себя, она подошла к толстой барменше, мывшей стойку.

— Простите… вы не знаете… а где тут можно переночевать?

— Тут — нигде, — буркнула противная баба, шлепая грязной губкой по металлу. — Тут не ночлежка, деревня…

— Ну и сервис, — прошипела в ответ Аларья, пытаясь поверить, что она не покраснела, слезы не выступили на глазах и руки не трясутся от незаслуженного оскорбления.

Барменша подняла голову, смерила девушку презрительным взглядом круглых птичьих глаз, под которыми уже выступали мешки, и промолчала. Это было даже обиднее брани — какая-то продавщица, поломойка, и не удостоила словом. Аларья пулей вылетела из бара и помчалась вверх по улице, ничего вокруг себя не замечая: перед глазами стояла туманная пленка влаги.

Так она шла довольно долго, пока не поняла, что окончательно стерла ноги и не в состоянии сделать еще десяток шагов. Девушка присела на удачно подвернувшуюся скамейку, достала из кармана юбки предпоследнюю сигарету, затянулась и уставилась в небо. Нужно было срочно, немедленно искать выход из положения. Ночевка на улице или в ночлежке для бездомных ее пугала. Неясно было, удастся ли снять отдельную комнату хотя бы на неделю, получится ли за это время найти покупателей.

Надвигался вечер, небо уже покрывалось розово-сиреневыми предзакатными бликами. Сидеть на лавке без дела и в одиночестве казалось неудобным, и Аларья достала из планшета бумагу и гелевые мелки, принялась рисовать скамью, стоявшую напротив, урну и деревья за ней — наискучнейший пейзаж, но так она хоть не краснела под взглядами прогуливавшихся по аллее пенсионеров. Слишком яркая дешевая одежда и рюкзак, стоявший у ног, все равно выдавали в ней провинциалку, но Аларья старалась не думать об этом. Она почти убедила себя, что выглядит изящно и романтично.

— Свистишь? — неожиданно сказал кто-то над ухом.

Девушка едва не подпрыгнула, покосилась на парня примерно ее возраста, светловолосого и одетого явно с чужого плеча, не по размеру, но не от бедности, а для шика — такие вещи Аларья умела подмечать. Что ответить на странный вопрос, она не знала, а потому неопределенно хмыкнула — что называется, «то ли да, то ли нет, то ли тьма, то ли свет». Потом она посмотрела налево, за спину белобрысого, и увидела там целую компанию, человек пять или шесть. Все были одеты в том же стиле. Одна из девушек была по синринской моде обрита наголо и одета в безразмерный балахон, явно расписанный дизайнером вручную — таких нежных оттенков нельзя было добиться иначе.

— Вы… кто? — не удержалась она от вопроса.

— Мы? — парень поднял белесые брови и посмотрел на Аларью, как на эльфийскую королеву из «Лесного квеста». — Свистки…

— А-а, — пожала плечами девушка, ибо делать было больше нечего.

Понимания не возникало. Потом она напрягла память и вспомнила, что в школе директриса ругала «столичную молодежь» за то, что та поддается неким тлетворным веяниям врага, ведет аморальный и паразитический образ жизни… Видимо, нежданный собеседник принадлежал к той самой молодежи. Аларье немедленно захотелось вкусить аморального и паразитического: достойного пути труженика она уже нахлебалась вдоволь.