Татьяна Апраксина - Цена Рассвета

— Ты меня спрашиваешь? Тебе вроде как должно быть виднее.

— Сама традиция и ее истоки — вовсе не одно и то же. У них через прически выражается очень многое. Военный обязан заплетать волосы в косу, причем одним конкретным образом: от основания шеи, без дополнительных фокусов. Жрецы и храмовые служащие заплетают волосы в «корону». Гражданские могут ходить как угодно, но если у мужчины обрезаны волосы выше плеч, это или преступник, или…

— Или? — заинтересовалась Арья, до того слушавшая вполуха.

— Скажем вежливо: официально признанный таковым гомосексуалист.

— А что, у них с этим какие-то проблемы?

Аларья повернула голову от экрана и смерила сестру презрительным взглядом. Женщина вновь прикусила нижнюю губу, едва удерживаясь от грубости. В ее обязанности не входило знать подобные вещи, а если Аларья считает, что все должны обладать ее уровнем эрудиции, то почему бы ей не катиться обратно на Вольну? Без ее услуг вполне можно обойтись.

— Да, пани Кантор, у них с этим большие проблемы.

Проблемы сексуальных меньшинств Синрин Арью не слишком-то волновали — гораздо больше ее разозлило высокомерное поведение подчиненной. Именно так — подчиненной, а не сестры. Ничего родственного в заносчивой женщине, сидевшей напротив, Арья Кантор не видела. Только ледяной холод презрения, полное нежелание сотрудничать. Первая проблема выявилась во всей красе.

Далее ожидались только новые проблемы, и ни одного надежного человека, на которого можно опереться. План был прост: день на подписание протокола намерений, два дня на подписание собственно договора, банкет, отлет. Просто, как программа любой научной конференции.

Беда состояла в том, что Арья не представляла, с чего начинать.

Бранвен знал, что камеры наблюдения понатыканы по всей базе — от коридоров до сортиров и душевых. Официально каждая сторона имела право наблюдать только за своими представителями. На практике все выглядело иначе. Службы безопасности сотрудничали столь плотно, что, по факту, представляли из себя единую службу безопасности базы, ставившую свои интересы выше приказов командования. Втихаря, конечно — но зато с неискоренимым настойчивым упрямством.

Ничего удивительного в этом не было. Пара лет службы на крошечном чечевичном зернышке «нейтральной» базы заставит сдружиться кого угодно. По пять человек с каждой стороны, одни и те же лица, долгие скучные периоды бездействия между переговорами… Бранвена это всецело устраивало: во-первых, в любой момент он мог получить запись или расшифровку разговоров с «той» стороны; разумеется, далеко не всякую — то, что обсуждалось в одной из комнат «вольнинской» половины, не было доступно никому, а именно ее использовали для действительно секретных разговоров.

Во-вторых, служба безопасности, будучи поставлена перед фактом, что любой несчастный случай на территории, — неважно, на чьей половине, неважно, в стыковочном ли шлюзе или душевой, — отправит под трибунал всю десятку офицеров и мичманов, равно охраняла и своих, и чужих. Такая договоренность между сторонами существовала уже лет пятьдесят и заставляла безопасников обеих планет ловить не только мышей, но даже самых безобидных мушек.

У Бранвена была масса возможностей наблюдать за вольнинскими дипломатками, но он предпочел составить впечатление при личной встрече. При этом он был почти уверен, что вольнинки уже рассмотрели его в фас и профиль; оставалось надеяться, что в какой-нибудь не слишком дурацкой ситуации. Ощущение проницаемых для чужого взгляда — в любой момент, без предупреждения — стен было знакомым. В кадетской школе и в Академии КФ было все то же самое. Камеры наблюдения везде, и твоя вина и беда, если тебя застигли за чем-то непристойным.

Старое доброе чувство подконтрольности. Совершенно не страшное, если быть уверенным в себе, если не совершать глупостей — например, не чесать яйца, даже лежа на собственной койке. Каждую минуту — как под взглядом вышестоящего; достаточно помнить это, и все будет прекрасно.

Фархад проснулся раньше и уже завтракал в столовой синринской половины базы. Крохотная комнатка могла вместить не более пяти человек, сидевших локоть к локтю. Персонал питался в несколько смен. Бранвен вспомнил, сколько их здесь всего. Пятеро в службе безопасности, врач, два повара, инженер, стюард, переводчик-синхронист, секретарь. Итого двенадцать.

Каждый владеет тремя-четырьмя дополнительными специальностями. Тройка мичманов — связист, медбрат и видеооператор. Повара выполняют все обслуживающие работы и в достаточной степени знакомы с ремонтными процедурами. Секретарь по совместительству является программистом и обслуживает базы данных… хорошая команда грамотных специалистов, кивнул своим размышлениям Бранвен.

— Теплого утра, Фархад!

Напарник как-то смутно улыбнулся, выловил из бульона и отправил в рот шарик фарша, потом кивнул. Бранвен без удовольствия заметил, что консультант одет не в форму, волосы распущены — словно у себя дома. Свободная белая рубаха с отложным воротом, сколотым у горла; широкие рукава без манжет при каждом движении развеваются в воздухе. Начинать общение с замечаний не хотелось, к тому же кайсё Белл предполагал, что Фархад знает, что и зачем делает.

— По плану сегодня подписание протокола намерений.

— Я в курсе, — едва заметно качнул головой Фархад. — Сегодняшний день определит все остальное.

— Ты так думаешь?

— Да, я так думаю.

Бранвен подозвал стюарда, заказал завтрак и уставился на Фархада. Он помнил доктора Наби, итто кайи Наби, с тех времен, когда еще никто не звал того ни доктором, ни итто кайи. Фархад всегда был тонким и слишком тихим мальчиком, из тех, что сверстники считают за маменькиных сынков. Чуть позже Бранвен понял, что нежная кожа обтягивает весьма крепкие кости, а большие выразительные глаза могут смотреть оценивающе и тяжело. Но статуэтка из полированного льда, пившая из металлической чашки бульон, не походила ни на хрупкого подростка, ни на расчетливого политика.

Голова у него болит после перегрузок, решил Белл. Других причин он представить себе не мог. Сам он после почти суточного перелета чувствовал себя паршиво, а уж «тысячнику», всю жизнь не покидавшему верхних уровней планеты, должно быть, пришлось совсем тяжко.

— Как тебя вообще занесло в армию? — решил разговорить напарника Бранвен.

— Мне больше некуда было идти, — бесстрастно ответил Фархад.

Кайсё Белл вдавил ладонь в столешницу. Ответ на вполне невинный вопрос, обычный для офицерской столовой, оказался не слишком уместным для нее же. Бранвен никогда не отличался излишней чувствительностью, но короткая реплика Наби царапнула его где-то подозрительно близко от сердца.