Роберт Силверберг - Время «Икс»: Пришельцы

Энди бросил на него странный взгляд.

— Что, они и в самом деле были для тебя богами, Фрэнк?

— Для меня? Нет, для меня, скорее, дьяволами. Я ненавидел их.

Фрэнк отошел от Энди и направился в сторону людей, все так же оцепенело стоявших перед зданием ЛАКОН. Никто не обращал на него внимания. Он шел между ними, вглядываясь в их лица, в их пустые глаза. Они выглядели как лунатики — пугающее зрелище. Однако он понимал их страх. Он и сам испытывал нечто подобное. Смятение, отчаяние — все эти чувства, охватившие его, когда он услышал, что Пришельцы уходят: их источником была та же самая неуверенность, которая владела этими людьми. Ему не давал покоя вопрос: что будет твориться в мире теперь, когда власть Пришельцев подошла к концу?

В историческом плане это был всего лишь эпизод, не более. Вторжение, завоевание, годы чужеземного владычества — все это не более чем один из эпизодов долгой истории человечества, пусть даже и очень необычный. Всего пятьдесят с чем-то лет, не тысячелетия. Чужие времена, Времена X — вот как, возможно, их будут называть. Времена, когда Земля перестала быть сама собой. Восприятие всего случившегося как краткого исторического эпизода удивительным образом подействовало на Фрэнка. Впервые за несколько часов, прошедших с момента, когда Энди впервые сказал ему об уходе Пришельцев, туман в голове Фрэнка начал рассеиваться.

Чужие времена коренным образом все изменили, да. Так всегда бывает во время подобных «эпизодов». Это не первый случай, когда величайшее бедствие преобразует мир,— нечто подобное происходило уже не раз. Ассирийское нашествие, монголо-татарские орды, Черная Смерть, чужеземцы, прилетевшие со звезд,— все это звенья одной цепи, каждый раз новые, но всегда влекущие за собой преобразование мира.

И все же, как бы он ни менялся, подумал Фрэнк, есть вещи, которые были и будут всегда: завтрак, обед, любовь, секс, солнечный свет, дождь, страх, надежда, честолюбие, мечты, удовлетворение, разочарование, победа, поражение, молодость, старость, рождение, смерть… Явились Пришельцы и Бог знает почему разрушили укоренившийся на Земле порядок; а теперь они ушли, и тоже лишь одному Богу известно, по какой причине. А мы по-прежнему здесь и должны начать все сначала; это так же неизбежно, как наступление весны по окончании зимы. Мы должны начать все сначала. Бог знает почему, да, а мы не знаем. После возвращения на ранчо надо будет непременно обсудить все это с Халидом.

— Фрэнк?

Оглянувшись, Фрэнк увидел следующего за ним по пятам Энди, но продолжал идти молча.

— С тобой все в порядке, Фрэнк?

— Конечно.

— Давай уйдем отсюда, нечего бродить среди этих людей. Я же вижу, ты не в себе. Может, тебе тоже недостает Пришельцев?

— Я же сказал, что ненавидел их. Считал их дьявольским порождением. Но да, да, в каком-то смысле мне недостает их. Никогда — понимаешь ли? — никогда я не смогу убить ни одного Пришельца,— Фрэнк повернулся и посмотрел прямо в лицо Энди.— Веришь ли, когда ты сказал, что они уходят, я пришел в ярость. После смерти отца я мечтал, что когда-нибудь сам стану тем человеком, который прогонит их, хотя и представить себе не мог, как это сделать. Но теперь, когда они растаяли в небесной голубизне, я не могу даже мечтать об этом.

— Яблоко от яблоньки недалеко падает, да?

— И что в этом плохого? — спросил Фрэнк.

— Да ничего. Энсон страстно желал войти в историю как человек, освободивший Землю от Пришельцев. И это желание просто разрывало его надвое. Разрывало надвое, да. Ты хочешь, чтобы и с тобой случилось то же самое?

— Я не такой хрупкий, как отец,— ответил Фрэнк.— Знаешь, Энди, единственными людьми, которым случилось убить Пришельцев, были Халид и Рашид, а им обоим вообще на все это наплевать. Именно поэтому они и добились успеха. А мне не наплевать, и сегодня я утратил всякую возможность сделать это, и мысль об этом выбила меня из колеи. Думаю, я в большой степени испытываю те же чувства, что и они,— он махнул рукой в сторону растерянных людей вокруг,— хотя и немного по другой причине. Им плохо, потому что они потеряли Пришельцев, которых любили, а мне — потому что я потерял Пришельцев, которых ненавидел.

— Может, тебе стоит излить на кого-нибудь свою ненависть? Иди, вытащи оттуда квислинга, и пусть эти люди повесят его на фонарном столбе. Он сотрудничал с врагом, значит, предатель, а предатели должны быть наказаны — разве нет?

— Не думаю, что убийство квислинга спасет положение.

— Что же, в таком случае?

— Для начала нужно разрушить стены. Как думаешь, много понадобится времени, чтобы это сделать?

Энди посмотрел на него с таким выражением, словно сомневался в здравом рассудке Фрэнка.

— Много. Очень много.

— Ну, так или иначе, мы справимся. Мы их построили, мы их и разрушим.

Фрэнк вдохнул полной грудью, чувствуя, что другая стена — внутренняя стена оцепенения и отчаяния — начинает рушиться и исчезает, а вместе с ней уходят в небытие неуверенность и смятение, вызванные потерей Пришельцев.

Он поднял взгляд к ясному, чистому небу: там, далеко, затеряна среди множества других та звезда, которая служила Пришельцам родным домом. Если бы мог, он превратил бы ее в пепел, так яростно пылала в нем жажда мести.

Но какая может быть месть по отношению к богам, спустившимся на Землю, до неузнаваемости изменившим ее, а потом сбежавшим, точно воры в ночи?

Другое дело — восстановить мир, сделать его таким, каким он был, и даже лучше. Вот это и станет его местью.

Кажется, сейчас он понимал, что случилось с Землей. Нашествие Пришельцев было обращенным к нам посланием вселенной. Вот только о чем говорилось в этом послании? Нам предстоит огромная работа, которая продлится сто, а быть может, пятьсот или даже больше лет — столько, сколько потребуется; и смысл этой работы состоит в том, чтобы расшифровать сообщение, полученное нами со звезд.

А тем временем…

А тем временем свершилось чудо, и мы снова свободны. И теперь, подумал Фрэнк, кто-то должен выйти вперед и объяснить людям, что же такое свобода и как ведут себя свободные люди.

И на развалинах покинутого Пришельцами мира поднимется новый.

— Мы разрушим эти стены повсюду,— сказал Фрэнк.— Я хочу объехать весь мир и посмотреть, как это будет происходить. Нью-Йорк, Чикаго, Вашингтон… А потом и Лондон, и Париж, и Рим… Я хочу побывать всюду, где они возвели их. Почему бы и нет?

Энди все еще удивленно смотрел на него.

— По-твоему, я сошел с ума? — спросил Фрэнк.— Послушай, ведь не думаешь же ты, что мы будем просто сидеть сложа руки? Когда центральная власть внезапно исчезает, это всегда очень плохо. Я читал об этом. Нам есть чем заняться, Энди. Не знаю точно, чем, но разрушение стен кажется неплохим началом. Сначала развалить их, а потом использовать для новых построек. Разве это похоже на безумие, Энди?