СБОРНИК - «ДОЖИВЕМ ДО ЯНВАРЯ»

– Поздно, – сурово покачал головой Дед, – Да, и нет у меня ПКМ.

И с этими словами был таков.

– Откуда этот хрыч взялся? – вопросительно обернулся Селиван к сталкерам.

– Действительно, интересно, – отозвался Папа Карло, не участвовавший в рассказывании стишков.

– Да какая разница? – бросил Ник. Он размахнулся и вогнал свой кинжал в поверхность стола. Нож ушел до рукояти. – Видали, класс?

– Ты мне мебель не порть, – погрозил пальцем Папа Карло.

– О, Папа Карло, кстати. Давай сюда свою водку, – повернув голову к бармену, попросил Мясо.

Он отвернулся обратно и замер. Ножа, который он воткнул в столешницу и след простыл.

– Эй, ребята, – воззвал он к собутыльникам, – Кто нож взял?

Сталкеры недоуменно переглянулись.

– Парни, это не смешно, – угрожающе сказал Ник. – Верните нож. Подарок все-таки.

– Да, никто твой нож не брал. Нужна кому эта коллекционная рухлядь, – буркнул Крендель.

– Это не рухлядь…

Вдруг вскрикнул Жиртрест:

– Где моя "эфэнка"?

Все вскочили на ноги.

– Куда?! – заорал Ватман, видя как буквально на глазах у всех испарился его "Пустынный Орел", который он держал в руке.

Все подарки, оставленные добрым Дедушкой Морозом, стали по очереди таять и исчезать. Поднялся шум и гам. Кто-то костерил Зону, кто-то Деда Мороза, кто-то пьяно икал от возмущения.

– Придурки, – мрачно произнес Селиван и вышел из бара.

– Че это было? – спросил Арчибальд Арчибальдович.

– Эй, ребята, а водка-то тю-тю, – развел руками Папа Карло.

"Что было, что было! – подумал контролер двигаясь к лесу, – Новогоднее чудо это было". По поселку разносились крики, в которых контролер отчетливо уловил матерный эквивалент слову "обманули". Он улыбнулся, крепче обхватил ящик водки, и ускорил шаг.

Ночь с тридцать первого декабря на первое января. Сталкеры, уже выпившие и за Новый год, и за его наступление, захмелевшие и довольные, спят, разойдясь по укрытиям. Мутанты дневные мирно посапывают по норам да по лёжкам, а ночные бродят по Зоне. Небо в кои-то веки безоблачное, покрытое россыпью звёзд, и на нём гордо сияет месяц. Ветер то несёт свежесть с высот, то тянет гнилью из подвалов, то хватает тонкий аромат чьей-то крови, перемешивая букет запахов с сухими листьями и пылью.

По дороге к Бару идут двое. На одном – длинный красный плащ с мехом… хотя нет, это же самая настоящая шуба! На втором – тоже шуба, только белая, искрящаяся, повторяющая плавные изгибы стройной фигуры. Неужели второй – девушка? И тут раздаётся звонкий голосок:

– Дедушка, а зачем мы к ним идём? – это тот самый второй… вторая. На высокой груди лежит толстая светлая коса с голубым бантом на конце, голову венчает кокошник, изукрашенный каменьями.

– Сталкеры тоже подарков хотят, внучка, – объясняет ей первый – румяный дед с длинной белой бородой, в пушистых рукавицах, с резным посохом в руке и большим красным мешком за спиной.

– А они себя хорошо вели? – снова спрашивает внучка.

– Нет. Плохо. Убивали, обманывали, грабили… Здесь невиновных нет.

Внучка печалится, глаза на её красивом лице наполняются слезами, она снимает с руки рукавичку, и прозрачные капли падают на белую ладонь и застывают, превращаясь в алмазы.

– Если найдётся тот, что лучше других – ему подарю! – обещает девушка, ссыпает сверкающие камни в рукавичку, перевязывает голубым бантом, снятым с косы, и кладёт в кармашек своей шубки.

Дедушка улыбается сквозь бороду, берёт внучку за руку, оставшуюся без рукавички, и они идут дальше.

Дорога, пусть и асфальтированная, вся в грязи после дождей, сменяющихся периодами засухи. В боковых колеях вообще болотца, и из них тянет тиной и водорослями. Деревья стоят и голые, мёртвые, и с листьями, будто ржавым железом покрытыми. Внучка смотрит на них, и вновь её лицо омрачается печалью.

– Дедушка, давай всё украсим? Сил нет, тошно мне здесь находиться! Серо и пусто.

Дед улыбается, поводит перед собой посохом, стучит им несколько раз по асфальту, и с неба начинают белым танцем спускаться на землю снежинки. Внучка, подняв взгляд вверх, радуется и хлопает в ладоши. Она успела снять и вторую рукавичку, и теперь ловит ледяные хлопья то руками, то языком, высовывая его изо рта. Проходит несколько минут, и вся земля уже покрыта пуховым мягким одеялом. На деревьях каждая веточка облеплена снегом, каждый листик сверкает лунным сиянием, и светло теперь в Зоне, как днём.

Ночные мутанты испуганно мечутся по таким привычным, но вдруг изменившимся территориям, воют грустно и протяжно, но деда с внучкой это не пугает.

Они идут к Бару. Дед изредка покряхтывает, перехватывая мешок удобнее, внучка любуется преображённым лесом и дорогой, вмиг покрывшейся инеем и узорчатым ледяным паркетом. Рукавички её рассованы по кармашкам, ладошки слегка мёрзнут, и она дует на них, растирая при этом. Дедушка смотрит на неё с нескрываемой любовью и заботой, бесконечно радуясь и любуясь красавицей-внучкой.

Вскоре оказываются на площади между входом на Арену и в Бар. Там уже стоит несколько дней высокая и стройная зелёная ель, привезённая долговцами с Большой земли. Она вся в золотых и серебряных шариках, шишках, домиках, которые сталкеры вынесли из домов Припяти, в мишуре, которую свободовские мастера по ремонту сделали из остатков припоя. Только вот чего-то не хватает на ёлке, и поэтому дедушка с внучкой останавливаются перед ней.

– Раз, два, три! Ёлочка, гори! – торжественным шёпотом произносит внучка, и на дереве откуда ни возьмись появляются разноцветные фонарики. Площадь тут же освещается светом их маленьких огоньков, и в незанавешенные окна проникает их сияние.

Пьяные сталкеры, вповалку лежащие рядом с ними, недовольно ворчат, что им мешают спать, но глаз не открывают. Дедушка становится под самую ель, снимает с плеча тяжёлый мешок, развязывает тесёмки, стягивающие его… и один за другим начинает доставать свёртки, коробки, ящички…

Внучка тем временем приплясывает вокруг ёлки, тихонько напевая при этом. Коса и подол лёгкой шубки развеваются на ветру, сапожки с медными подковками бренчат, звонко касаясь асфальта. Глаза девушки горят ярче фонариков на ёлке, ярче звёзд и месяца на небе.

Один из сталкеров, менее пьяный, чем другие, открывает глаза, поднимается на ватных ногах и подтягивает безвольное со сна тело к окну. Его глазам предстаёт фантастическое зрелище, будто вернувшееся из его детских новогодних снов: горящая цветными огоньками ёлка, и рядом с ней – Дед Мороз и Снегурочка. А над ними раскинулась во всём своём зимнем великолепии подснежная Зона.

Сталкер глядит во все глаза на это новогоднее чудо, и глаза его увлажняются. Губы шепчут что-то – издали не разберёшь. Тут Снегурочка замечает на себе его взгляд, оборачивается и улыбается ему.