Александр Казанцев - Планета бурь

До боли в глазах всматривался Алеша, стараясь увидеть хоть какое-нибудь движение.

Но наступала тьма. Скоро все исчезло… Засветились огоньки и в лесу и на болоте. Если бы не они, тьма была бы полной. Обитатели здешней Венеры никогда ке видят ни звезд, ни солнца…

Алеша выжидательно взглянул на Илью Юрьевича.

— Подожди, — сразу понял его Богатырев. — Роман, включи наружные микрофоны.

Алеша замер. В ушах его стучала кровь.

И вдруг сразу, без перехода, в кабину ворвалась волна звуков.

Удаляющийся, скачущий грохот громыхающей колесницы или сорвавшейся лавины камней сменился близким воем. Потом прозвучал пронзительный писк и крик боли, надрывный, хриплый. И вдруг захлопали крылья…

Пулька отчаянно визжала и царапала переборку.

Добров хотел включить прожектор, но Илья Юрьевич остановил его.

Теперь слышалось уханье, ровное, размеренное.

Алеша ухватился за спинку кресла. Неужели машина?

Послышался треск словно раздираемой на части ткани, и сразу нарастающий свист, замерший на предельной высоте.

Потом мелодичная нота, другая, третья… Пение?

Алеша посмотрел на Илью Юрьевича расширенными глазами.

Тот отрицательно покачал головой.

Добров зажег прожектор.

И сразу замолкло все, словно выключили микрофон, замерло, притаилось.

Только собака жалобно повизгивала в своем отсеке.

Ослепительный свет вырвал из тьмы ближние стволы исполинских папоротников и почему-то ставшую теперь белой сеть лиан. Змеи корней словно застыли в борьбе, оцепенели, В чаще засверкали злобные звездочки… И никакого движения.

Алеша не смог справиться с дрожью, а Добров деловито докладывал Богатыреву, что температура снаружи резко упала с 57 °C до 31 °C.

"Вот это чудесно! — мысленно воскликнул Алеша. — Чего лучшего желать для развития жизни? Кислород у поверхности есть, как и ждали. Правда, его втрое меньше, чем на Земле, но он есть. И быть может… Дышат же альпинисты на горных вершинах!.. Но разве позволит Илья Юрьевич выйти из ракеты без шлемов!.. Слово будет за вараном, голубем и Пулей…"

Богатырев пристально посмотрел на Алешу, на Доброва и объявил:

— Утро вечера мудренее… и на Венере, хоть и на второй!..

"Спать? — ужаснулся Алеша. — Разве можно спать на чужой планете в первую ночь? Конечно, нельзя!" Алеша слышал, как ворочался в своем откинутом "зубоврачебном кресле" Илья Юрьевич. Снаружи доносились приглушенные звуки. Должно быть, выл ветер.

Животные беспокойно возились в своем отсеке… Алеше казалось, что ракета вздрагивает от ураганных порывов, но скорее всего она лишь пружинила на посадочных лапах и стояла прочно… стояла на венерианских скалах… в чужой планетной системе у иной звезды.

Осознать все это было попросту невозможно.

И не только Алеше…

Илья Юрьевич все думал, думал о Венере, все пытался уверить себя, что он уже на ее поверхности, и вдруг поймал себя на том, что думает о Земле… Не венерианские гигантские папоротники вставали перед ним, а тихий сосновый бор. И даже смолистым запахом словно пахнуло откуда-то, и не чужой резкий ветер, а свой, земной ветерок распушил бороду, и где-то в деревне, совсем как Пулька, лаяла собака…

Тропинка спускалась к пойме реки Истры, яро которую Илья Юрьевич пел своему внучонку: "Наша речка течет колечком, несется быстро, зовется Истра…" А двухлетний Никитенок с размаху влетал в воду, визжал и колотил по воде ручонками, вздымая брызги. Противоположный берег реки был крутой, заросший лесом, всегда в тени… На Венере же… то есть тут", тени не жди. Никогда здесь не выглянет солнце. Хоть бы уж скорее взошло…

И Илья Юрьевич, кряхтя, перевернулся на другой бок, потом внезапно сел и засмеялся.

Алеша и Роман Васильевич тотчас поднялись. Они не спали.

— Что, братцы, не спится на чужой планете?

Алеша встал и прижался лбом к совсем теперь холодному стеклу.

За окном шел дождь. Обыкновенный земной дождь…

Дождевые капли были совсем обычные, частые-частые… Они собирались в ручейки и стекали по стеклу, скрывая лесные огоньки… Совсем как на лобовом стекле автомобиля. Эх! Стеклоочистителей не предусмотрели конструкторы!

Алеша обернулся: — Илья Юрьевич, можно спеть?..

— Пой, — засмеялся Богатырев. — Как же не петь, ежели на Венеру сели.

Мэри не могла оторвать от пола магнитные подошвы. Надо было передать шефу приказ командора…

В репродукторе, разрывая сердце, звучал радиопеленг, призывная советская песня, служившая сейчас для Мэри сигналом разлуки.

Проход в грузовой отсек, где Керн и Вуд возились с планером, загородил Железный Джон. Мэри относилась к нему со смешанным чувством удивления, неприязни и протеста.

— Попрошу вас, Джон, посторонитесь, пожалуйста, — вежливо попросила она.

Робот, включенный на внешние реакции, тотчас отодвинулся, скользнул по лицу Мэри холодным взглядом рачьих глаз, щелкнул и проскрежетал: — Прошу вас, леди.

Аллан Керн нервно обернулся на голос робота.

Мэри протянула ему бланк с радиограммой командора.

— Помолимся господу богу, — сказал Керн, вынимая молитвенник, и выключил робот. — Это его не касается…

Пока Керн бубнил молитвы, робот стоял безучастный, с потухшими глазами.

Мэри придвинулась к окну. Она отыскала во мраке космоса крохотную желтенькую звездочку, которую астрономы звездолета научили ее находить в серебристой пыли звезд. И она, Мэри, найдя ее, язычески молилась ей, самой теплой, самой ласковой и красивой, молилась ей о себе и о Гарри, чтобы они смогли вернуться к ней, родному их Солнцу и уже не улетали в чуждые глубины.

Аллан Керн захлопнул молитвенник и несколько секунд простоял молча. Он мысленно говорил со своим покойным братом, пуритански воспитавшим его без родителей, привившим ему аскетическую сдержанность.

Он вспоминал мальчишеское увлечение свирепой игрой регби, презрение к танцам, ярким галстукам и автомобильным поездкам с модно растрепанными девицами, уважительную ненависть к богатым удачникам и исступленную учебу в колледже, в университете, на космодроме… И всегда твердую направляющую руку Томаса, учившего жить среди волков. Он ведь так и не дожил до коренных социальных изменений на Американском континенте.

Аллан Керн говорил сейчас обо всем этом с братом и был уверен, что тот слышит его…

Мэри отвернулась от окна и тоже молча говорила…

с Гарри. Они прекрасно "слышали" друг друга.

Гарри неуклюже притянул к себе Мэри и поцеловал ее между бровей. Всю силу воли собрала Мэри, чтобы не разрыдаться.

Керн отвернулся.

— Джон, прошу вас занять место в планере. И вас, Гарри, тоже, торопливо пригласил он.

Мэри должна была выйти из отсека, пол которого сейчас раскроется.