Олег Измеров - Дети Империи.

Самолет неторопливо полз над мелкими квадратиками полей в небесной синеве, озаренной лучами дневного светила, медленно склоняющегося к закату. Сопровождавшие истребители то ли были отозваны, то ли у них кончилось горючее. Пассажиры успокоились и дремали. Виктор вдруг подумал, что в сущности, они и до этого были заложниками, и для выполнения своих планов верхушка рейха имела все возможности убить часть их, или же каждый час по одному, или в какой-то другой последовательности. Вся Европа до границ Союза и берегов Англии была большим захваченным аэробусом, летящим в неизвестность, хотя и очень современным и комфортабельным. И восставать было бессмысленно, ибо в итоге всем бы пришлось гореть в обломках ядерного пожара, вспыхнувшего от нарушения международного равновесия. Возможно, часть этого европейского аэробуса в количестве трех десятков человек вела себя сейчас так спокойно не в результате дурацкой речи Виктора, а потому что они все привыкли быть заложниками. Точно так же, как и в нынешней России привыкли быть заложниками миллионы работников предприятий и учреждений, безропотно принимая увольнения, снижения и задержки зарплаты и прочие плоды изобретательности лиц, захвативших эти предприятия и учреждения законным путем или не очень.

– Скоро снижаемся. На всякий случай пусть пассажиры приготовятся к аварийной посадке.

– Разве мы садимся не в Гааге?

– Где нас будут ждать группы захвата спецподразделений СС? Нет, конечно. Есть заброшенный военный аэродром на побережье, построенный еще в конце тридцатых. Думаю, там этот старый ворон вполне сядет. Нас будут ждать те, кому поручено обеспечить отход нашей группы морем.

– В салоне есть свободные кресла? – быстро спросил он, заметив Виктора.

– Одно.

– Черт! Всем остальным лечь на пол, сейчас будет касание! Бегите!

Виктор помчался. Свободное кресло оказалось как раз в самом хвосте.

– На пол всем, сейчас сядем!

– Вы – в кресло.

– Ей! – Виктор кивнул на Грету. – Это приказ!

Грету чуть ли не силой усадили в кресло и пристегнули ремни. Зажужжало выпускаемое шасси. Все бросились на пол в хвосте, у багажных полок. К Виктору подползла Зина, и, не успел он что-то сообразить, как она снова вонзила ему в бедро шприц-тюбик.

– Э! Ты чего?

– Ничего! Поднять тебе шансы на выживание.

– А остальным?

– Ты думаешь, это уже вагонами делают?

Виктор едва успел прикрыть голову руками. Самолет тряхнуло, и он начал прыгать на ухабах – видимо, полоса была в паршивом состоянии. Раза три Виктора отрывало от пола, и он шлепался обратно. Ладно, думал он, все это не самое страшное…

Что-то сильно ударило в самолет, загрохотало, захрустело, их рвануло вправо, и Виктор боялся поднять голову, ожидая, что сейчас они врежутся во что-нибудь или машина перевернется. Вместо этого тряска прекратилась, и моторы, фыркнув напоследок, умолкли. И тогда Виктор понял, что они на земле.

Двое «невидимок» бросились открывать выходной люк. Из салона раздавались радостные крики. По проходу спешно выбирался Ковальчук с остальными «невидимками»; ему кричали «спасибо» и даже пытались пожать руки, несмотря на грозные окрики. Грета сорвалась со своего крайнего кресла в заднем ряду, и бросилась целовать Виктора в обе щеки. Пришлось возвратить ее на место. Стокгольмский синдром бушевал в особо острой форме.

– Реакция эйфории после переживаний, – констатировала Зина, – можно не обращать внимания. Помаду потом вытрешь, давай на выход.

Самолет снаружи выглядел довольно целеньким, не хватало только куска крыла на конце. Виктор так и не понял, чем его снесло, потому что группа рванула в сторону обрыва, за которым расстилалось огромная, серая в этот непогожий февральский день чаша океана.

Бежать оказалось поразительно легко, словно во сне; он буквально не чувствовал под собою ног. «Опять чем-то накачали» – подумал он, и рассудил, что с суперменством пора завязывать, а то мало ли какие могут быть от этих допингов последствия.

Они бросились вниз вдоль каменистого обрыва, мелкие камешки шуршали и сыпались вниз, и Виктор смотрел себе под ноги и думал только о том, как бы не споткнуться, и не врезаться башкой в валун или вывихнуть ногу. В его планы это не входило – имперские вертолеты наверняка были в воздухе, и народной полиции, и погранвойск, и он старательно размахивал на бегу руками, в одной из них все еще был зажат джейсмсбондовский «Вальтер», который из-за глушителя в карман не влезал, отвинчивать было некогда, а бросить жаль. Навстречу в лицо дул знакомый ветер с запахом йода и водорослей. Впереди шумели волны, разбиваясь о берег, и Виктор жалел, что из-за них не удастся вовремя услышать стрекот винтов. И еще он думал о том, что только бы не сбить дыхание. И немного – о том, что вот, прилетел он в старую Голландию (ему почему-то казалось, что они сели в Голландии, хотя это не факт), а ни ветряных мельниц, ни дамб, ни всего прочего так и не увидел, а такие камни и волны можно и в Финском заливе посмотреть.