Олег Измеров - Дети Империи.

– Да пожалуйста.

– Как на взгляд человека из будущего? – спросил Дитрих, указывая на машину.

«Перехватывает инициативу в разговоре…»

– Стильно. И сочетание цветов символично: красное, белое, черное.

– Намекаете на партийное знамя? Просто итальянцы последнее время делают неплохие машины. Заводы итальянской, французской, чешской провинций сейчас в основном выпускают народные автомобили, а машины среднего и большого класса делают в Германии. Каждый житель рейха в будущем должен иметь свою машину. Прошу вас…

Впечатление от внешней элегантности машины несколько портила некоторая теснота; чтобы залезть внутрь, приходилось поворачивать кресло, отделанное черной и красной кожей.

В салоне Дитрих передал Виктору документ, похожий на паспорт или удостоверение, в черной непромокаемой обложке.

– Это ваш пропуск. Гостевой пропуск. Вы – тибетец из Лхасы, гость самого рейхсфюрера. Это сразу снимает вопросы с полицией и иными официальными лицами.

– Но я же не знаю по-тибетски. Что за тибетец, который говорит по-русски?

– Мой дорогой Виктор, если в пропуске написано, что вы – тибетец, то для всех вы тибетец, даже если будете говорить на иврите. У нас такая система. Полиция в любой точке рейха легко может связаться по видеотелефону с центральным банком информации, где лежит ваше электронное досье, и верить будут данным досье, а не вам. Это очень эффективно против партизан и шпионов.

– Понятно. «Если на клетке слона написано «буйвол», не верь глазам своим».

– Должны ли мы верить своим глазам, если видим волка в овечьей шкуре?

Виктор развел руками.

– Вам виднее.

– Это подтверждено огромным опытом. Но! Не у каждого есть видеотелефон к банку информации, только у полиции. Во избежание инцидентов всегда ходите с сопровождающим. Сейчас, к сожалению, между нашими империями плохие отношения и вы может столкнуться с непониманием. Если же все-таки окажетесь одни – ищите официальных лиц, хотя бы трамвайных кондукторов, они все осведомители. Еще вам необходимо носить на одежде вот это, – Дитрих достал две красные картонки с булавкой, на которой был изображен орел со свастикой и написано готикой «Ehrengast», – как это у вас называют по русски?

– По-русски это вообще не называют, это бейдж.

– Бейдж почетного гостя великого рейха. Чтобы не показывать пропуск каждому встречному. Статус почетного гостя дает вам право говорить не на немецком языке, не приветствовать членов партии и не отвечать на партийное приветствие. И вообще вести себя как иностранцу.

– Можно даже «ку» не делать?

– Я не знаю, что такое «делать ку». Видимо, в МГБ что-то напутали при вашем инструктаже.

«Значит, контактер не знает про «Кин-Дза-Дза!», или этот немец опять темнит».

– А у меня вообще не было инструктажа. Сказали, что у вас все расскажут.

«Пусть побольше объяснит. Может, что и выловится.»

– Конечно, расскажут. Да, и еще на случай, если потеряетесь, и на разные мелкие расходы, – и Дитрих протянул Виктору пачку рейхсмарок.

– Спасибо, у меня есть.

– Виктор, вы аскетичны, как герой Древней Спарты, но в рейхе личных денег не бывает слишком много. Это не СССР. Берите, берите.

– Спасибо. Где расписываться?

– К чему эти мелкие торгашеские расчеты? У нас с вами отношения на доверии.

И Альтеншлоссер повернул ключ зажигания. В этот момент Виктор понял, что путь обратно уже отрезан – по крайней мере, до выполнения задания.

– Люблю музыку моей молодости, – признался Дитрих. – А вы, Виктор?

– Я тоже. «Этот День Победы порохом пропах…»

– Да… Во сколько жертв обошелся нашим народам этот День Победы в вашей реальности? Как видите, могло быть иначе. В сорок первом осенью меня призвали. Прослужил в танковых во Франции. Осваивали матчасть трофейных «Сомуа». Виноградники на склонах, изумительные вина, горячие упругие подружки. Потом прокатились на юг. Никаких жертв, никто из местных там уже не хотел воевать. По-мальчишески завидовали тем, кто дерется в полках Роммеля. Познакомился с одной местной девчонкой, повеселились мы с ней, а потом она возьми и предложи мне подсыпать яд в офицерскую кухню. Сыграл я перед ней такого простачка, а через нее удалось выйти на террористическую группу. Тут мне и предложили служить по другому ведомству. А вы не меняли круто судьбу из-за женщины?

– Нет. А что с ней потом было?

– С кем?

– Ну, что подсыпать яд предлагала?

– А что в Союзе делают за попытку массового отравления в условиях военного времени? Фюрер как-то признался, что ненавидит шпионок за то, что они ложатся в постель ради задания и губят мужчин.

– Надеюсь, он сказал это не на основе личного опыта?

Дитрих зыркнул на него глазами через зеркало в салоне; Виктор ответил ему незамутненным невинным взглядом солдата Швейка.

– Разумеется, нет. Иначе ваши историки ухватились бы за такие факты. В обоих реальностях. К сожалению, нас все время стравливают американцы и англичане, их цель – владеть Азией. А наша с вами цель – сохранить мир. Вы за мир, Виктор?

– Спрашиваете. А что я должен делать? Что говорить, вообще, как это все будет?

– Не торопитесь. Ваша роль будет простой и кульминационной в мировой истории. Вам все расскажут и покажут за пять минут. А до этого вы должны отдыхать и наслаждаться жизнью.

– Идеал бездельника. Или быка, откармливаемого на убой. Я как-то привык работать.

Машина вырулила на широкое шоссе, Дитрих добавил газу, так, что стрелка спидометра запрыгнула за 130. Двигатель плотоядно урчал. Кассетник, перебиравший по очереди фокстроты, вальсы и танго, затянул «Was kann so schon sein wie deine Liebe» в исполнении Гитты Алпар. Дитрих добавил громкость.

– Одна из моих любимых, – признался он. – Из немцев моего поколения так и не выветрилась сентиментальность.

«Ваша записка в несколько строчек…» – подпел Виктор в тон мелодии. – У нас Шульженко пела.

– Вот видите, наши народы любят одни и те же песни. В годы становления партии рабочие переделывали много советских шлягеров. «Und hoher und hoher und hoher..» Узнаете? «Все выше, и выше…»

– Почему рабочие?

– Вы думаете, в партию шли лавочники? Шли рабочие, революционный пролетариат с революционными песнями, которым они придумывали новые слова. Кстати ваш марш – «Пам-парам-парарам, пам-парам-пам-пам…» – очень неплохо. Он мог бы звучать на наших парадах. Кто автор музыки?