Александр Потупа - Эффект красной черты

Они тоже не дураки, думал Файтер, пожалуй, они даже слишком умны для успешной борьбы с такими, как я. Они и не подозревают, насколько я беззащитен и примитивен в своих приемах, и в этом моя истинная сила. А сейчас надо пойти наверх, запереться — хотя это и бессмысленно — и использовать совсем иную ампулу. И они, если надумают ворваться ко мне, получат превосходный подарочек…

Совещание шло к концу. Говорить было вроде бы не о чем. Ситуацию периодически резюмировал Джи-Пай, который носился из угла в угол по кабинету и через каждую четверть часа восклицал:

— У нас нет модели этого Файтера, вот в чем беда…

Это казалось истинной правдой, противной до зубной боли, но именно правдой. Никто не мог нащупать реальный путь к скандалу, грозившему со стороны Файтера. Все пути перекрыты, любой вопль создателя эвроматов можно трансформировать в бред сумасшедшего, в проявление ущемленного самолюбия или технократической ограниченности, наконец в подстрекательство иноземной разведки — в общем, в нечто грязноватое и дурно пахнущее.

«Сэм неплохо поработал, взял этого Файтера в настоящее кольцо, — думал Президент, безуспешно борясь с волнообразными приступами головной боли. Но его работа подчеркивает наше бессилие и скудоумие. Файтер оригинален этого у него не отнимешь. Похоже, он загнал нас в тупик. А Фил, эта древняя рухлядь, молчит, и впечатление таково, что плевать он хотел на наши беды… И Стив совсем скис, кажется, он уже не прочь выкинуть белый флаг… Если Джи-Пай сию минуту не спрячется в своем кресле, я там ему хорошего пинка, еще пару минут такого мельтешенья, и голова моя лопнет, как вакуумная хлопушка…»

— Слушайте, Лонски, не можете ли вы присесть и дать покой нашим глазам? — грозно зарычал Сэм, словно угадывая важнейшую часть мыслей Президента. — А после вашей мягкой посадки я хотел бы услышать мнение мистера Уондеринга, возможно, он знает Файтера с неизвестной нам стороны.

Джи-Пай тут же остановился перед креслом Сэма и раздраженно заголосил:

— Мы живем в свободной стране, и я волен делать что угодно. Я не на допросе в вашем департаменте, Сэм, и вы пока не осуществили мою посадку, мягкую или жесткую. Я имею право бегать по кабинету или лежать на ковре, я имею право вообще уйти, если кому-то не нравится моя физиономия. Такие, как вы, Сэм, вечно подковыривают интеллигенцию, пытаются отобрать у нее даже иллюзию свободы, и вот вам наглядный результат — дело Файтера…

Лицо Сэма стало покрываться красными пятнами, и Шедоу счел за лучшее выйти из транса, связанного с размышлениями о тающей, как мираж, перспективе отпуска, о славной недельке с Мэри…

— Вот что, друзья, — примирительно сказал он, — нам не хватало лишь одного — передраться друг с другом к великой радости всевозможных файтеров. Ты, Джи-Пай, и вправду действуешь всем на нервы, хотя Сэм был немного резковат. Но все мы измотаны до предела и должны понимать друг друга. Надо исходить из того, что наш корабль начинает тонуть, а принять SOS просто некому. Мы сами должны вытянуть себя за волосы, должны совершить чудо в духе Мюнхгаузена.

— Ты записной миротворец, Стив, — еще больше взвинтился Джи-Пай, присаживаясь, однако, на подлокотник своего кресла. — Мы пустили более трех часов коту под хвост, и нечего тут подчеркивать мои привычки. Сэм так и не обнаружил следов семьи Файтера, и, честно говоря, я немного рад, что коллега Файтер натянул нос нашей хваленой разведке. Раз это делает обычный профессор кибернетики, неудивительно, что на каждом шагу это удается зарубежным спецслужбам…

— Вы что это имеете в виду, а? — хмурясь, спросил Сэм.

— А хотя бы ваше неопределенное сообщение о готовящемся моратории русских, — немного успокаиваясь, но все еще с агрессивной обидой в голосе ответил Джи-Пай. — Вы поставили нас в предельно идиотское положение. Теперь Боб должен ломать голову — а вдруг они тоже дошли до результатов Файтера, и их годичный мораторий на производство новых боеголовок не очередной пропагандистский трюк, а естественная реакция на эту проклятую красную черту. Если так, нам следовало бы их опередить и немедленно прокричать миру о результатах Файтера, а не искать сомнительные способы заткнуть ему глотку. Если нет — другое дело… Но Сэм не может толком объяснить замыслы русских, не может с уверенностью сказать, известно ли им о красной черте, даже не знает, связан ли с ними Файтер, не поделился ли он кое с кем своей находкой, чтобы сильнее прижать Боба и всех нас…

— А вы не знаете программы рождественских праздников внутри черной дыры, — зло отпарировал Сэм, — но я же не намекаю, что вы и вся шайка профессоров этой страны даром едите свой хлеб…

— По-моему, Джи-Пай, не стоит винить во всем Сэма и его людей, решительно вмешался Шедоу. — Жаль, конечно, что к Файтеру нет подходов со стороны друзей, а семья его бесследно исчезла. Разумеется, хорошо, когда разведка имеет рычаги давления на любого человека, но это не всегда удается. Мы все работаем с ошибками, Джи-Пай… Мне хотелось бы обратить внимание на другой момент. Когда-то я тоже имел дело со статистикой, и кое-что в выводе Файтера мне не нравится. Результат попахивает детским блефом, и если это так, Джим Файтер заслуживает публичной порки. Кстати, вместе с тобой, Джи-Пай… Так вот, я не могу поверить, что какие-то машины прогнозируют глобальную войну с точностью до нескольких процентов прироста ядерного потенциала. Наверняка эвромат дает предсказания с большими ошибками. Выходит, этот доклад — наукообразный блеф, и мы на него попались!

Джи-Пай внезапно и громко рассмеялся, прямо взрыднул от смеха и соскользнул с подлокотника в глубь кресла.

— Ты что, совсем олухом меня считаешь? — сквозь утихающий смех спросил он. — В том-то и фокус, Стив, что на небольших интервалах файтеровские эвроматы демонстрируют сногсшибательную точность. Об этом ты мог бы догадаться уже по опытам с обезьянами. Идиота от гения тоже отделяют какие-то проценты, даже доли процента, и Файтер, в отличие от некоторых, знает об этом. Смысл его нынешнего результата очень прост. При наращивании ядерного потенциала на пять плюс-минус два процента устойчивое равновесное решение глобальной антагонистической игре исчезает. Далее — либо игра переходит в кооперативно-координированную фазу, либо игроки дружно отправляются к праотцам… Самое страшное, что, согласно Файтеру, мы уже сидим в зоне нарушения равновесия, находимся вблизи от критической поверхности в многомерном пространстве, относительно которого и строится эвропрограмма. Эту критическую поверхность, математически очень сложную, Файтер для простоты именует красной чертой. На ней происходит что-то вроде фазового перехода. К литру воды, нагретой до ста градусов, нужно подвести порядка двух с четвертью миллионов джоулей, чтобы вода полностью испарилась, но для начала процесса испарения требуется совсем немного энергии. Человечество не кастрюлька с водой, дело обстоит неизмеримо сложней. Но если продолжать эту детскую аналогию, выходит так, что после появления первых пузырьков некому будет выключить плиту. Мы испаримся, переступив файтеров предел, — вот что следует из его доклада. И нет времени для тихой академической проверки его вывода. Надо принимать серьезнейшее интуитивное решение, Стив, а не вспоминать о твоих университетских упражнениях в статистике, требуя телесных наказаний для тех, кто разбирается в деле получше тебя…