Джефф Вандермеер - Пиратское фэнтези

Ощутив под ногами твердые доски, Джон огляделся, надеясь увидеть бочку с водой. Он только раз в жизни плавал на корабле — когда его перевозили на Барбадос. То, что «Мартин Лютер» ощетинился разномастными пушками, а оснастка была великолепна, несмотря на царившие на судне грязь и беспорядок, ни о чем ему не говорило. На палубу вышел человек, и по богатству его платья в сравнении с одеждой матросов Джон заключил, что это важная персона.

— Это кто? — спросил незнакомец.

— Моряки, потерпевшие крушение, капитан, — сказал кто-то из команды.

Капитан взглянул за борт на лодку, которая уже болталась за кормой. Он хохотнул и плюнул.

— Моряки? На такой дерьмовой лодчонке? Да вряд ли. Это отребье — каторжники. Беглые. Я прав? — Он обернулся и сурово посмотрел на Джона и Джессапа.

— Вы правы, сэр, так и есть, — признался Джессап.

Капитан обошел Джона с Джессапом, осматривая их так, словно они были лошадьми, которых он подумывал купить.

— Сколько там пробыли?

— Два года, сэр, — отозвался Джессап.

— Так долго? И не померли? Лихорадкой болели?

— Да, сэр, — хором ответили они, а Джон добавил: — Извините, сэр, нельзя ли нам попить воды?

Капитан усмехнулся. Он протянул руку, а один из матросов сбегал за кружкой воды и подал ему. Капитан поднес кружку к лицу Джона.

— Вода только для команды. У нас все на счету; мы ничего не покупаем, нам никто не платит. Вы подпишете соглашение, станете матросами и будете получать свою долю — или отправитесь обратно в море. Что выберете?

Джон не понял, о чем это он, а Джессап сказал:

— Мы согласны стать матросами, сэр.

Джон закивал, думая только о воде. Капитан расхохотался и вручил ему кружку. Джон напился вдоволь, и после этого все обращались с ним по-дружески.

Потом им принесли соглашение и прочитали его вслух. Джессап поставил закорючку. Джон написал свое имя, и судовой клерк восхищенно присвистнул. Их увели вниз, где было грязно, зато вольготно и хорошо; им принесли одежду на смену выбеленным на солнце и задубевшим от соли лохмотьям, а еще дали собственные сундучки и гамаки — Джон решил, что это необычайно щедрый дар. Потом он узнал, что эти вещи остались от матросов, умерших от лихорадки, но это казалось уже неважным.

Джону было как-то совестно при мысли о том, что придется стать пиратом, — он думал, что сказала бы его матушка. Но хотя поначалу он с трудом запоминал названия снастей, а когда впервые пришлось залезть на мачту, перепугался до полусмерти, это все равно было в сто раз лучше, чем рубить тростник на удушающей жаре в полях, где кусали мухи и в уши заливался соленый пот. Джону нравилась голубая вода. Ему нравились ром, табак и морской воздух. Ему нравилась свобода.

Хотя он довольно быстро понял, что свобода и пожитки мертвецов — единственное, чего на «Мартине Лютере» было в достатке.

— Такой уж везунчик наш капитан Сталвин, — шепотом сказал Перкин. Он смачно сплюнул, и слюна зашипела и запузырилась на крышке фонаря. — Вот уж точно — мы ничего не покупаем, нам никто не платит. Мы уже два года как плаваем и за это время взяли только один груз сахара, потом еще рабов, но они почти все к тому времени перемерли, и один корабль с фарфором.

— А тот корабль, где было сусальное золото? — напомнил ему Калман.

— Одна коробка сусального золота, — согласился Перкин, — а это сущая ерунда, если его поделить поровну, и моей доли не хватило и на неделю после высадки в Порт-Ройяле!

— А еще «Брендивайн», — добавил Купер.

Раздались неразборчивые проклятия и бурчание.

— А что оказалось на «Брендивайне»? — спросил Джон.

— Полный груз сушеного гороха, — ответил Перкин.

— Было время, когда ты обрадовался бы и горсти сушеного гороха, Джордж Перкин, — заметил Купер. — А еще у него на борту было два барана — забыл?

— Я вот что хочу сказать, если капитану Сталвину в ближайшем будущем не улыбнется удача, мы того и гляди дадим ему отставку, — заявил Перкин.

Капитан Сталвин, понимая всю шаткость своего положения, расхаживал по палубе, словно голодный хищник, и запавшими глазами изучал горизонт. Он никогда не шел одним курсом подолгу — ведь если они неделю плыли на юг и не встречали ни одного судна, команда непременно начинала роптать, и чтобы умаслить ее, капитан отдавал новый приказ, и они сворачивали на запад.

Это было совсем не похоже на железную дисциплину на том корабле, который доставил Джона на Барбадос, — там матросы так и кидались исполнять приказы, а свое мнение держали при себе. Джон в жизни не видел такой бесцельной деятельности. И все равно ему здесь нравилось — нравилось, что совсем простые ребята вроде него самого имеют право голоса в собственной судьбе.

Капитан Сталвин заметил корабль раньше вахтенных. Джон, без дела слонявшийся у борта, услышал щелчок резко сложенной подзорной трубы за секунду до того, как раздались крики: «Парус! Парус! Два румба по левому борту!»

Сейчас они шли от Фолс-Кейпа, надеясь перехватить какие-нибудь суда с озера Маракайбо или из Рио-де-ла-Ача — все равно откуда. Там-то, отделившись от Байя-Онда, и показался галеон, возможно торговый, под испанским флагом. Капитан Сталвин выжидал и наблюдал, хотя команда взревела — так ей не терпелось взять судно. Лишь убедившись в том, что галеон не входит ни в какую флотилию, он усмехнулся и отдал приказ догонять его. Вытащили и подняли кроваво-красный флаг, и он затрепетал на ветру.

Перед тем как галеон их заметил, он шел к ветру, но тут поднял все паруса и двинулся полным курсом к северу, а матросы на «Мартине Лютере» принялись весело подталкивать друг друга локтями.

— Сдается мне, он из Рио-де-ла-Ача, — гоготнув, заметил Купер.

— А это хорошо? — спросил Джон.

— Там же добывают жемчуг!

— Может, на нем полный груз соли, и все, — буркнул Перкин, и все посоветовали ему придержать свой дурацкий язык.

В течение следующего часа Джон был очень занят — носился по вантам, словно по пологим лестницам, и поднимал все паруса, какие только были на «Мартине Лютере». Корабль развернулся против ветра и помчался — вода так и свистела вдоль борта, белая пена кипела за кормой.

Веселые пираты готовили ружья. Раздали абордажные сабли и топоры. Несколько матросов сбегали на камбуз и вымазали себе лицо жиром и сажей — для устрашения. Галеон уходил на всех парусах, но был он широк и массивен, словно курица, бьющая на бегу крыльями, а «Мартин Лютер» все приближался и приближался, будто падающий камнем ястреб.

Вскоре галеон оказался так близко, что стала видна расписная фигура на кормовой надстройке. Это была Дева Мария — раскрашенная красным, голубым и золотым, с пристальным взором широко раскрытых глаз; одну руку она подняла в благословении, другой держала крошечного Христа, который тоже таращился и благословлял. Поначалу Джону стало от этого не по себе, но потом он вспомнил все те бедствия, которые причиняли пленным англичанам паписты, и картина предстала перед ним в ином свете. Джон заинтересовался, из чего сделаны нимбы у фигур — просто позолоченные или из самого настоящего золота.