Елена Грушко - Венки Обимура

-- И меня! -- ревниво вскрикнула та, что сторожилась пуще всех. Венок ее упал на траву.

Третья сняла венок медленно, бережно повесила на ветку. Взявшись за руки, пошли девицы хороводом вокруг ошеломленного Егора. Быстрее, быстрее, ближе, ближе! И уж не мог он различить, где которая, не мог понять, которая прекрасней, которая горячей.

--...Господи!.-- крикнул Егор, и никто на свете не смог бы объяснить сейчас, то ли призвал он неведомого, то ли слов иных, чтобы восторг свой излить, не мог сыскать. Уткнулся лицом в землю, обнимая ее. Где красавицы? Где он сам?

Смятые венки. Смятая трава. Звезды смотрят. Тишина в лесу. За деревьями река сверкает.

-- Что это?! -- заломил руки Егор, бросаясь от дерева к дереву. Ветви, поддерживая его, молчали, будто заколдованные.-- Что?..

Засветились впереди то ли светляки, то ли дальние костры. Нет, это свечки горели в руках юных дев, что одна за другой входили в серебряные воды Обимура, снимали венки, ставили в них свечечки и пускали те венки по течению. Тихо было, тихо, тихо-то как... Не шелохнет ветер самой легкой былиночки, не качнет дерево самым малым своим листочком. Не плеснет и волна, словно опасаясь загасить хоть одну свечу. Ведь так испокон веков гадают красные девицы в Купальскую ночь о судьбе своей. У которой свеча скорее погаснет, та и умрет раньше. Ох, не любит Судьба, когда ее пытают! Ох и любит русская душа Судьбу пытать...

Струилась неслышно белая река. Словно от самой луны, от самого края небес текла она, столь чиста и светла была вода ее. И, как в зеркале, отражалось в ней разноцветье венков, трепет огоньков-судеб. А вслед плыли, переливались голоса:

Уж и что это во чистом поле за травонька,

Что во чистом за муравонька?

Она день-то растет, ночь шатается,

По чисту полю расстилается.

Уж и что это во поле за цветики,

Что во чистом за лазоревые?

По зорям они цветут, в день осеются,

С шелковой травою совиваются...

-- Господи! -- опять воззвал Егор и, не зная, как справиться с тем, что пело в сердце и теснило грудь, ринулся с обрыва. Он замер над рекой -- и, в новом порыве счастья, медленно, медленно, медленно опустился на воду, обернувшись пышным, душистым венком. Тоненькая свечечка ровно горела меж цветов, и если бы истинному травознаю попался тот венок на глаза, узрел бы он и Плакун-траву, и Одолень, и Разрыв, и даже зимний-полуночный Нечуй-ветер.

Плыл и плыл венок по глади Обимура, и давно уж отстали, пошли ко дну другие веночки, давно уж угасли, догорели все свечки, лишь одна свеча -жизни Егора -- сияла и не меркла, суля тому, кто возжег ее, долгую, долгую жизнь, протяжную, словно песня.

Уж и что это во поле за цветики,

Что во чистом за лазоревые?

По зорям они цветут, в день осеются,

С шелковой травою совиваются.

Уж и что это у меня за мил-друг,

Что за милый друг, за душа моя!

Он ни день, ни ночь мне с ума нейдет,

Мне с ума нейдет, с крепка разума...

Управление космического надзора

По делу о строительстве завода

Ар К.Б.О.С. Трупе

Глубокоуважаемый К-Б.О.С.!

Вторично обращаю Ваше внимание на чрезмерно затянувшееся мое наказание, которое самым печальным образом сказывается на судьбе Изгнанника No 1. Не вдаваясь в анализ происходящего с ним, замечу, что такое обращение со ссыльным противоречит гуманным законам Делаварии. Тем более, что Куратор No 2 регулярно поддерживает связь с Изгнанником No 2, срок ссылки которого и так вдвое короче срока моего подопечного. Это противоречит установкам Верховного Суда о содержании двух и более ссыльных в одном пространственно-временном отрезке.

С почтением -- Куратор No 1

По делу... и проч.

Не менее уважаемый Куратор No 1!

Похоже, вы забыли, что это благодаря Вашей невнимательности Изгнанник No 1 угодил на 250 лет (вр. земное) раньше периода, назначенного ему для исчисления срока ссылки. По приговору суда он должен был очутиться в 1988 году (вр. земное). А куда он попал?! Так что Ваши разговоры по поводу де-лаварского гуманизма просто смешны.

Думаю, Вам пошел бы на пользу и более длительный период наказания. Однако учитывая особые условия, в которых оказался Изгнанник No 1, приказываю войти с ним в контакт и провести необходимый инструктаж после наступления второго предвидения. Советую помнить при этом о соблюдении строжайшей секретности. Пока только советую...

С почтением -- ст. инспектор надзора

Ар.К.Б.О.С. Труга

* * *

Плыл бы да плыл блаженный Егор неизвестно сколько, когда б не выхватил его кто-то из воды, не нахлобучил на голову.

Глянул -- да это Леший! Ишь, чудо лесное, красуется в венке, еще и в зеркало вод заглянуть норовит. Не выдержал Егор, засмеялся, тут и Леший его признал.

-- Смотри-ка; Как же это тебя дедушка Водяной не утащил, русалушки не заплели, не обтрепали?

Волшебство души кончилось внезапно, как и началось. Егор устало опустился наземь.

Леший, по обыкновению, сидел на пенечке, поковыривал лапоток да поглядывал на месяц. Легкое ночное облачко прислонилось было к луне, но Леший сурово прикрикнул: "Свети, свети, светило!" -- и вновь белизна окутала лес.

-- Я тут присел, притомившись,-- обернулся он к Егору,-- Послушал, что водяницы про Ульянку тараторят. Не видал еще ту, что живет у истоков обимурских? Она вроде тебя. Такая же...

-- Какая? -- лениво спросил Егор, лежа в траве и не сводя глаз со звезд, которые начинали меркнуть в предутреннем тумане.

-- Да вот такая! Сам смекай. Взялась неизвестно откуда, что на душе у нее -- нипочем не разберешь. Молчунья... Но нежитью не назовешь. Русалкам, лесовуньям только бы на прохожего-проезжего морок навести. Кикиморы, полудницы в лес и не сунутся. Лихие девки, дочери Иродовы, давненько тут не появлялись, да и страхолюдины они. Но эта... У истока поселилась, а кто там живет, все про всех знает. У деда Водяного не спросясь, не задобрив его, пришла. Моргуньи-русалки теперь у нее гадают. Скоро, коль дело так пойдет, и народишко валом повалит. Людей хлебом не корми, только расскажи, что их ждет! Мне так и не надобно знать, чего у меня впереди. Как триста лет тому было, так и спустя триста будет. Наше дело лесное, тихое...-- бормотал Леший, а Егор .вдруг приподнялся:

-- Давно она здесь поселилась?

-- Год тому. С прошлого Купалы.

Егор вскочил. Сам не понимая почему, он чувствовал: должен увидеть эту Ульяну! Она такая же, сказал Леший. Что это значит? Может быть, ей .что-то известно о его прошлом, которого он не может вспомнить?

-- Веди меня к ней! -- велел Егор, но Леший не слушал.

Темный ком упал с небес, замер в траве. Это филин! Лежит, крылья раскинул, словно неживой, глаза пленочной затянуло.

Леший встревоженно гукнул, по-лесному вопрошая приятеля. Филин вспорхнул, сел на ветку, залился жалобным уханьем, словно причет завел. [ч]