Светлана Ягупова - Ладушкин и Кронос

Милиционер строго сказал:

— По этому поводу сообщать ничего не положено. — Козырнул и отошел.

На третью ночь, уже почти уверенный в том, что Веня рассказал легенду заскучавшего по сказкам города, он неожиданно дождался желаемого. Шел третий час. Дежурный, по-прежнему с подозрением посматривая в сторону Ладушкина, скрылся в здании вокзала, когда от ближайшего тополя отделилась тень и быстро заскользила к башне. Ладушкин, выдерживая дистанцию, ринулся следом. Тень подошла к зданию с башней и оглянулась по сторонам. Это была женщина высокого роста в темном плаще с капюшоном, накинула на голову. Она что-то достала из кармана плаща, кинула в рот и еще раз глянула направо и налево. Ладушкин успел спрятаться за газетный киоск. Убедившись, что на площади никого нет, она взмахнула полами плаща, и тут случилось нечто из детских снов: женщина оторвалась от Земли и строго по вертикали, как ракета, поднялась вверх. Зацепившись за башенку с часами, открыла циферблат, выдернула шпажки стрел и сбросила вниз. Медленно спустившись на землю, зашагала прочь от вокзала.

Ладушкин побежал за ней. Квартала через два догнал и пошел рядом, пытаясь заглянуть ей в лицо.

— Что вам надобно? — услышал хрипловатый голос, показавшийся удивительно знакомым. — Ах, это вы, Андрюша!

Невозможно было поверить, но рядом шагала его бывшая учительница биологии Леонида Григорьевна.

— Видели? — спросила она.

— Да! Да! — воскликнул он, чувствуя холодок между лопатками.

— Подумали, ведьма? — усмехнулась она. — А это все он.

— Кто?

— Травный отвар. Год назад врачи нашли у меня пиелонефрит — воспаление почечных лоханок, и прописали состав из пятнадцати трав. Обошла я рыночных бабок, сама кое-какие травки насобирала и стала заваривать. Поначалу породил во мне отвар силу геркулесовскую. Теперь вот понемногу вверх поднимает. Нет, летать по-настоящему не умею. Но кто знает, что будет завтра.

— А зачем шпаги, то есть стрелки сбросили?

— Вам они кажутся шпагами? — хмыкнула она. — А вот по мне — шашлычные шампуры. Сама не знаю, зачем это делаю. Наверное, потому, что у меня сейчас плохое отношение к часам и календарям. Они напоминают: тебе скоро шестьдесят. А я не верю, потому как не ощущаю себя в этом возрасте. Ну скажите, Андрюша, какая шестидесятилетняя старуха будет вам с удовольствием разгружать вагоны? Кому в шестьдесят хочется играть в волейбол или заниматься спортивной гимнастикой? Уж и так сдерживаю себя, сдерживаю, только по ночам и есть возможность проявить себя в полную меру. На днях прихватила с собой мяч, перелезла через ограду стадиона и часа три гоняла по полю, пока не рассвело. Что мне делать, Андрюша? Не пить травы не могу — умираю от почечных колик. А пью — становлюсь богатыршей, чья сила никому не нужна.

Ладушкин исподволь рассматривал ее. И впрямь стала вроде бы выше и мощней. Походка устойчивая, быстрая, не шестидесятилетней.

— Вы отлично выглядите, — пробормотал он, все еще огорошенный случившимся. — Леонида Григорьевна, я так давно…

— Давно, — кивнула Леонида, мельком глянув на него.

— Что все-таки с вами? — робко спросил Ладушкин, когда они вышли на центральный проспект.

— Я же сказала, — ответила она раздраженно. — И не могу понять, какая именно трава дает такой эффект. Исключала из состава по очереди каждую без изменений.

— Можно? — взял ее под руку и ощутил ладонью выпуклый боксерский мускул.

— Хотя и поздно, приглашаю тебя на чай, а то когда еще встретимся.

В ее квартире было так же, как пятнадцать лет назад. Грубоватая желтая мебель пятидесятых годов, старенький приемник «Рекорд» с проволочной антенной, на стенах фотографии хозяйки — маленькой и уже девушки, совсем не похожей на сегодняшнюю, будто из другой жизни. Только книжный шкаф в коридоре по-современному сверкал полировкой.

Из соседней комнаты послышался плач грудного ребенка, оттуда вышла заспанная женщина в халатике. Увидев Ладушкина, она тихо ойкнула и прошмыгнула на кухню, поправляя взлохмаченные волосы.

— Что? — встрепенулась Леонида. — Проснулся? — И пояснила Ладушкину: Моя племянница Неля.

Через минуту Неля вынесла из кухни бутылочку с подогретым молоком и опять скрылась в спальне. Леонида тяжело вздохнула.

— Вот так и живу, — сказала она, расставляя чашки и усаживаясь. — Бери сахар. — И вдруг вскочила и с возгласом «Иэх!» двинула плечом шифоньер.

— Что с вами, Леонида Григорьевна?! — воскликнул изумленный Ладушкин.

А Леонида уже раскачивала обшарпанный буфет на кухне, потом принялась за книжный шкаф.

Ладушкин бегал вокруг нее и не знал, хохотать ему от увиденного или вопить.

— Это бесподобно! Я никогда… не смогу! Да вы же… Атлет! — с придыханием восклицал он.

Из спальни вновь выглянула Неля и, не сказав ни слова, с шумом захлопнула дверь.

Ладушкин попробовал задвинуть книжный шкаф на место, но не переместил и на сантиметр и с ужасом взглянул на Леониду.

— Ничего, Андрюша, все будет в порядке, — виновато улыбнувшись, она, как мальчика, погладила его по голове.

Опять заплакал ребенок. Леонида замерла.

— Там, — кивнула она на дверь спальни, — мое второе горе-злосчастие.

— Что, дитя нездоровое? — осторожно спросил Ладушкин.

Она как-то недобро усмехнулась.

— Чего ему сделается. Пока жив-здоров. — И вдруг сказала: — Это же Федор Дмитриевич, мой супруг. Помнишь, он ходил с нашим классом в походы? Так вот там, в кроватке, он — шестимесячный.

У Ладушкина стиснуло дыхание — что это она, заговаривается?

— Да в себе я, в себе. — Леонида села, быстро закрутила в чашке ложечкой.

Он хорошо помнил Федора Дмитриевича, широкоплечего веселого дядьку, но как-то не решался спросить о нем — мало ли что, может, развелись или умер.

Увидев растерянность и жалость в его глазах, Леонида сказала:

— Я сейчас расскажу по порядку.

Ему захотелось рвануть отсюда подальше, чтобы не услышать что-нибудь совсем жутковатое, но что-то остановило. Вовсе не безумная, а усталая женщина сидела перед ним, и он приготовился слушать.

Ребенок не утихал. Тогда она встала и вынесла его из спальни. Толстенький бутуз, обмотанный одеяльцем. На ее руках он успокоился, прислонился к плечу и мгновенно уснул — едва успела подхватить выпавшую изо рта соску.

— Ты, конечно, засомневался в моем здравом уме, — усмехнулась она, покачивая малыша. — Да, такое и во сне не приснится. Очень рада, что встретились. Потребность высказаться огромная, но не всякому такое расскажешь. Я ведь отчего квартиры меняла? В горисполкоме меня уже принимают за аферистку. А как быть, если такое происходит?

Младенец вновь открыл глаза, мутным взглядом посмотрел на Ладушкина. Она замолчала, сунула дитю в рот соску, и он вновь засопел. Обыкновенный толстощекий малыш уютно лежал на ее плече и ничем не напоминал огромного веселого дядьку, супруга Леониды.