Сергей Гжатский - Колодец

Лыкова заметно разволновалась, отпила квас из кружки и продолжила:

— Или возьмём модную нынче акапунктуру…

— А что это!

— Иглотерапия! Иголочками перекрывается, прижимается канал — боль уходит!

Вы и рады до смерти! Но пройдёт время, она опять возвращается. И вы опять не-

сёте свои денежки обманщикам и шарлатанам…

Запомни, Клавдия, в человеке, в его геноме — заложены все! болезни человечества, какие были, есть и ещё будут на земле… Семьдесят процентов наших болезней — от наших поступков и эмоций: обиды, зависти, злости! И лишь тридцать процентов — кармические… расплата за грехи наших предков…

— Как? Как ты сказала? Кармические?

— Карма — Закон Воздаяния, причинно-следственный Закон… Это слово пришло в наш лексикон из Индии. На Руси этот закон известен пословицей: "Как аукнется, так и откликнется!". АДовы лекари усиленно рекламируют сейчас разного рода кодировки: на удачу, от алкогализма или наркомании. Неумные тетёхи так и слетаются к ним, словно мотыльки на пламя свечи, не подозревая, что это сплошной обман и страшный грех, к тому же…

Ты ведь в Москве обращалась к экстрасесу? Чакры чистила?

Клавдия уже поняла, что скрыть что-либо от проницательной целительницы совершенно невозможно, поэтому не раздумывая призналась:

— Д-да, было! Один раз всего!

— И его оказалось достаточно, что бы сделать тебя бездетной на всю жизнь!

Твоё счастье, что вовремя ко мне обратилась… Понимаешь, организм человека пронизан энергетическими каналами, которые соединяются в так называемые узлы.

Это очень тонкие стуктуры! Нарушить эту систему, значит навредить ещё больше. Безграмотному или нахватавшемуся "верхушек" экстрасенсу с минима-льными задатками сделать это — ой как просто! Что с тобой и произошло! Да ещё и деньги с тебя немалые взял, подлец! Видишь ли, Клавдия, модная нынче "чистка" чакр, не что иное, как один из приёмов законного отъёма денег у доверчивых граждан! Знай, чакры открываются у человека только за несколько лет до его физической смерти! Так что "чистить" их пустое, бесполезное, а подчас, и вредное для организма занятие.

Я открою тебе один секрет: целительство — дело весьма ответственное и… опасное! В первую очередь, для самих же целителей! Там, "на верху", очень строгие порядки, которые никак не принято нарушать. Мы, целители, все там учтены и за нами ведётся постоянный контроль. За нами внимательно следят, и если мы берёмся лечить без санкциии "сверху", то сразу же на наши головы посыпятся различные неприятности, причём расплачиваться за наши грехи частенько приходится не только нам самим, но и нашим детям, родным и близким. Вот так! Что же касается тебя, то я, как и обещала, помогу! Только сама понимаешь, придётся немного подождать. Я потом позову вас с мужем…

— Вот спасибо тебе, Лукерья, вот спасибо! Не зря я, видать, в церковь последнее время ходила… Услышал Бог мои молитвы!

— Вот в этом-то и вся беда наша человеческая, — огорчённо вздохнула Лыкова, — Люди выдумали церковь себе в угоду! Что бы, значит, ходить туда и просить Гос

пода: "Дай мне то… Дай мне это…" Как в профком какой заводской или ме-

стком! Знаешь, Богу это уже порядком надоело! Зачем просить? Зачем клянчить?

Надо определить для себя своё место в этом мире и идти своей, раз и навсегда выбранной дорогой: к Богу или от Бога…

А без этого ты можешь молиться хоть сто раз на дню, обложившись иконами, и всё будет без толку! Судьбу человека определяют его поступки!

* * *

Председатель колхоза лично попросил Симакова срочно отремонтировать сломавшийся комбайн. Бригада справилась с заданием в предельно сжатые сроки и восстановленная машина ушла в поля уже где-то после обеда.

Председатель на радостях распустил слесарей и механиков по домам. Симаков запер мастерскую и тоже поехал домой.

Возле хаты он чуть было не столкнулся с выезжавшим со двора ходком Лукерьи Лыковой.

"Оперативно работает жёнушка! " — подумал он, сбрасывая газ и уступая дорогу,

— Да и то… Чего резину-то тянуть?"

Лыкова, что бы разъехаться, тоже приняла чуть вправо. Поравнявшись с мотоциклом, она кивнула Симакову и как и возле дома Антона, опять с пристальным интересом посмотрела ему в глаза. Того словно жаром обдало…

"Чего-то она ко мне не равнодушна… Так и норовит взглядом проткнуть…"

Он покачал вслед ведунье головой и заехал в гараж. Потом пошёл в душ…

Когда вышел из кабины, то наткнулся на поджидавшую его жену. Клавдия разрумянилась от чего-то и от этого похорошела. Она показалась ему немного возбуждённой и какой-то загадочной…

— Чего она приезжала то? — спросил Симаков, любуясь женой.

— Целительница? Я пригласила. По нашему делу — забыл? — она взяла его за руку

и подвела к накрытому под навесом столу, — Садись. Будем обедать.

— Да помню я! — Симаков в нетерпении забарабанил пальцами, — Какой резуль

тат? Говори, не томи…

Клавдия вовсе не собиралась пересказывать мужу весь разговор с Лыковой, поэтому отделалась лишь общими фразами.

— Обещала помочь! Дело поправимое, говорит, — Ждите, скоро позову!

Симаков так и подскочил от новости.

— Да ты что! Правда? Вот радость-то. — он подхватил жену на руки и смеясь закружил по двору.

— Пусти, Мишь, ну пусти! Люди смотрят! — упрашивала Клавдия, впрочем не делая никаких попыток высвободится из пылких объятий мужа. Глаза её при этом затуманились и говорила она с придыханием, — Ты куда? Мне на дойку пора…

Но Симаков её не слушал, взбежал на крыльцо и ногой захлопнул за собой входную дверь…

Когда жена уехала на дойку, он занялся делами во дворе, в том числе взялся поправить и покосившийся сарай. За колодец он не принимался принципиально, решив, что раз не копал с утра, то нечего начинать и под вечер. Тем более, что помощника себе в этом деле он так и не сыскал.

Всякий раз проходя мимо вяза, он останавливался и смотрел на ворон, неподвижно сидевших на нижних ветвях, словно неживые. Странное поведение птиц интриговало и вызывало раздражение. Как ни гнал он их со двора, они всё равно вскоре возвращались. Хорошо хоть цыплят не трогали, а просто чучелами сидели и пялились на колодец. Время от времени Симакову казалось, что то одна из них, то другая незаметно присматривали и за ним самим! Но эти ощущения он полностью относил на счёт разыгравшегося воображения…

Чуть позже мысли его переключились на Лукерью Лыкову и её обещание. Надежда на появление в семье долгожданного ребёнка вновь завладела всем его существом…

На улице начало смеркаться, когда неожиданно заглянул "на минутку" дед Митрич, как всегда весёлый, под хмельком.

— Ты куда запропастился, дед? — стал выговаривать ему Симаков, — Обещался помочь-и пропал!