Михаил Харитонов - Девоншир

— Полковник? — не понял Ватсон.

— Нет, Стэплтон. У него-то было время поразмыслить.

— Можно было и спросить покойника, — подумал вслух Ватсон.

— Подобные вопросы не имеют отношения к делу, — тут же заявил Алабастр.

Мортимер скорчил ироническую физиономию.

— Вот так всегда. Впрочем, ладно, мы бессовестно крадём время у нашего гостя. Пожалуй, закруглюсь. Как вы, наверное, понимаете, после всего того, что случилось, у меня остался один путь — охранять сэра Генри. Что я и исполнял, насколько меня хватило.

— Насколько я понял, — сказал Ватсон, — вы погибли, защищая Британию?

— Если уж совсем честно, я погиб, защищая сэра Генри. Он настоящий патриот, и не мог остаться в стороне, когда обе его родины в опасности.

Ватсон не нашёлся что ответить, и ограничился скорбной миной.

— А как же Холмс? — внезапно вспомнил он. — Вы утверждаете, что он стал магом…

— Не совсем так, — вздохнул Мортимер. — Я дал ему очень много Силы. И к тому же у него было очень мало времени. В общем, после завершения всей этой истории он остался практически без магических способностей. Хотя, зная вашего друга, я уверен, что он с этим не смирился. Кстати, чем он сейчас занят?

— Он ушёл от дел. Почти двадцать лет назад. Сейчас живёт в Суссексе и разводит пчёл, — вздохнул Ватсон. — Иногда я ему пишу. Отвечает он очень редко.

— Пчёл? Интересно… — задумался Мортимер. — Значит, он избрал противоположный путь.

— Что за путь? И противоположный чему? — не понял доктор.

— Стэплтон ловил бабочек и пронзал их булавками. Зачем он это делал, вы теперь знаете. Холмс разводит пчёл и добывает мёд. Подумайте, нет ли и в этом некоего иного смысла… Хотя зачем? Вам он всё равно ничего не скажет, впрочем, как и мне. Путь пчелы — очень высокий путь. Ну, будем надеяться, ваш друг обрёл то, что искал.

— Всё это также не имеет отношения к делу, — оборвал его дракон. — Я резюмирую. Болотник Мортимер обвиняется в преступном небрежении своими обязанностями перед родом Баскервилей. Его необдуманные действия стали причиной превращения сэра Чарльза в собаку. Также на нём лежит основная доля ответственности за его гибель. Кроме того, он поставил в опаснейшее положение многих людей. Наконец, имела место самовольная магическая инициация человека, не связанного с традициями рода. Всё это обвиняемый признал.

— Чего уж там, — доктор Мортимер несколько помрачнел.

— То, что болотник Мортимер виновен во всех перечисленных деяниях, несомненно. Вопрос стоит так: заслуживает ли он наказания?

— Я считаю, что мой друг более чем… — горячо начал Ватсон, но господин Алабастр поднял руку, призывая к молчанию.

— Если болотник Мортимер не заслуживает наказания, он свободен. Тогда он сможет вернуться к служению роду Баскервилей, или избрать иной путь, если пожелает.

— Мы чрезвычайно разгневаны на нашего слугу, — прогундосила кабанья голова, — но, учитывая явственное и чистосердечное раскаяние и сожаление… а также проявленное мужество и героизм… — голова замолкла, умоляюще глядя на Ватсона.

Ватсон подумал, что дух рода Баскервилей, несмотря на экстравагантный внешний вид, всё-таки не свинья.

— Если же наказание необходимо, он будет развоплощён до уровня элементарного духа, — закончил Алабастр.

— Как это? — тихо спросил Ватсон.

Мортимер молча показал на зелёные огоньки, плавающие над тиной в камине.

— Моя работа на этом закончена, — сообщил Алабастр. — И теперь вам, Ватсон, предстоит принять окончательное решение, а судье рода — принять и исполнить его.

Ватсон набрал в грудь воздуха: он намеревался быть очень убедительным.

— Я всё обдумал, и моё решение таково… — начал было он.

— Извините, — внезапно прервал его дракон, — но нас не интересует решение вашего рассудка, доктор. Нас интересует решение сердца.

— Клянусь, что я совершенно объективно… — снова заговорил Ватсон, и рука дракона снова замкнула его уста.

— Всё правильно, Ватсон, — сказал Мортимер. — Как с сэром Чарльзом. Собака хотела жить и убивать. А сердце старого лорда приняло решение умереть честной смертью.

— Но я всем сердцем… — попытался сказать Ватсон, и в третий раз дракон запретил ему говорить.

— Вы вернётесь в свой мир, — сказал господин Алабастр, — с пустым рассудком. У вас будет время — совсем немного, но вашему сердцу хватит. А потом вы напишете на бумаге одно слово. Yes or No. Сэр Баскервиль увидит это слово сквозь астрал — и примет его как приговор.

— Мы вынуждены, — голова кабана скособочилась куда-то вверх и влево, как будто от неловкости, — предупредить уважаемого мастера, что мы, в силу неких обстоятельств, связанных, в свою очередь… — кабан замолчал, как показалось Ватсону, крайне сконфуженно.

Дракон махнул лапой.

— Ничего сложного. Две буквы или три буквы. Три буквы, Yes: Мортимер виновен и не заслуживает снисхождения. Две буквы, No: он прощён и свободен. Это всё, что нам нужно. Ясно? — вопрос был обращён к кабаньей голове.

— В таком случае мы не предвидим ни малейших трудностей в столь простом деле, — заявил сэр Баскервиль, — и, каково бы ни было решение достопочтенного мастера, исполним его в точности.

— Вот и хорошо. Не хотите сигару, доктор?

Ватсону уже давно хотелось курить. Он взял сигару, сунул в рот, достал из коробки спичку. Та загорелась высоким зелёным пламенем.

— Не бойтесь, прикуривайте, — сказал дракон.

Доктор поднёс спичку к сигаре и затянулся.

В этот миг стены Баскервиль-холла начали таять, и на един-единственный миг ошеломлённый доктор увидел, как рушатся декорации и обнажается то, чем они были на самом деле. Ватсона чуть не стошнило, но в этот самый миг трепещущий дым вознёс его наверх.

— Доктор Ватсон! Вам срочное письмо!

Секретарь влетел в кабинет, забыв прикрыть дверь. Доктор недоумённо поднял голову: он как раз сел вычитывать корректуру пятнадцатой главы "Истории спиритуализма в современном мире", о чём предупреждал как минимум четырежды.

— Картрайт, я сколько раз говорил — никогда не беспокойте меня во время работы!

— Но, сэр… — залепетал Картрайт, — письмо вручили мне в руки… одна очень энергичная юная леди, вам лично известная… я не мог отказать…

Доктор Ватсон тяжело вздохнул. Конечно, Гемма. Гемма Ронкони. Приехала, оставила очередную записку и ушла, не зайдя даже поздороваться. Современные девушки вообще ни в грош не ставят приличия и хорошие манеры, а эти американки, с их свободными нравами — и вовсе притча во языцех. Куда катится мир?

Ватсон уставился на зелёное сукно стола. Стол хорош, красное дерево, работа Хэплуайта. Из тех вещей, что обходятся недёшево, но стоят своих денег. Досадно, что не удалось приобрести тот шератоновский гарнитур: слишком уж много запросили. Зато книжные шкафы с фасонной пайкой стёкол — аккуратная сетка — выглядели чрезвычайно солидно. В таких шкафах тома «Истории» будут смотреться именно так, как подобает труду подобной значимости. Даже чистый алмаз интеллекта нуждается в чувственной оправе… Гемме эта мысль понравится, надо бы записать… Да что это такое, рассердился на себя доктор, почему он думает о пустяках, когда его ждёт работа!