Юрий Шпаков - Кратер Циолковский

Инженер просто побоялся сказать правду. Он подумал, что от русских можно ожидать всего. Начнут еще отыскивать повреждение, потом возьмутся за ремонт. А он так страдает. Нет, пусть станция летит хоть в преисподнюю, здоровье ему дороже...

Конечно, Шаффер не стал бы рассуждать так легко, если бы знал, что ему угрожает. А опасность над станцией нависла серьезная. Техник, побывавший здесь на прошлой неделе, неплотно прикрыл вентиль одного из кислородных баллонов. В результате давление в отсеке непрерывно повышалось.

А дальше сработала целая цепь случайностей. Предохранительный клапан был заглушен еще строителями станции. Стены, рассчитанные на давление в несколько атмосфер, в одном месте оказались проклееными, и проклееными на скорую руку. Огромная сила, ничем не уравновешиваемая снаружи, давила на слабый шов. И вот наступил момент, когда пластикатовая оболочка лопнула, и десятиметровая толща стены тоннеля не смогла удержать чудовищного напора воздуха изнутри. Стена обрушилась. Одновременно упала вниз и громадная скала, нависшая над входом.

Люди не пострадали. Но передатчик погиб — в него ударил камень, рикошетом отскочивший внутрь.

— Положеньице! — сказал Васюченко и поскреб металлический затылок.

— Ничего, выберемся, — бодро утешил Костров.

Но когда он с трудом протиснулся до пояса сквозь пролом, то увидел, что произошло самое неприятное. Лунолет, а также вездеход американца были погребены под грудой камней.

— Вручную за сутки не откопать, — заметил Костров.

— А кислорода у нас — часа на три. Что делать будем?

— Выход один. В прямом и переносном смысле. — И Костров решительно указал на зияющее в стене отверстие.

— А он?

— Вытащим. Как-нибудь. Провода, на худой конец, приспособим.

Только тут Костров заметил, что американец быстро и энергично что-то говорит. Однако слов не было слышно. Радиостанция в скафандре Шаффера была настроена на другую волну. Сергей выразительно покрутил руками у головы — не слышим. Американец понял, торопливо стал вращать верньер настройки своего приемо-передатчика. И Костров услышал его сбивчивый, торопливый голос:

— Я прошу вас, джентльмены, не оставлять меня здесь. Русские ведь не бросают соседей в беде, верно? Умоляю вас...

— Не говорите чепуху, — резко сказал Костров. — Конечно, мы заберем вас с собой. Иначе не может быть.

Спуск занял минут двадцать. Прыгать, держа на плечах Шаффера, Костров не рискнул, и они долго мастерили хитроумное приспособление из проводов, чтобы можно было осторожно опустить раненого. Наконец все очутились на ровной каменистой площадке, Еще раз убедившись, что машины отрыть невозможно, Костров и Васюченко стали советоваться — как быть дальше.

— Господа! — вмешался Шаффер. — Я предлагаю идти к «Вашингтону». Он ближе вашей базы километров на двадцать. И дорога лучше.

Костров задумался. С одной стороны, американец прав. Двадцать километров — не шутка, особенно, если запасы кислорода невелики. И в то же время несложный расчет показывает, что до американской базы «Георг Вашингтон» они успеют дойти лишь при одном условии — если оставят Шаффера. С такой ношей быстро не зашагаешь, и есть все основания задохнуться где-то на подступах к базе. Если же идти к Лунограду, шансов на спасение будет больше. Пусть дальше, пусть труднее дорога. Но товарищи должны выехать навстречу. Они не станут долго ждать. Луна есть Луна, тут человеку могут грозить сотни неожиданных опасностей.. Бороздин и Соколов обязательно вышлют на помощь вездеход...

Шаффер тоже думал о километрах и кислороде. Да, он окажется для этих парней страшной обузой. Им придется выбирать — или погибнуть всем троим, или бросить его. Окажись сам он на месте русских, трудно сказать, как бы поступил в этом случае. Наверное, сказал бы, что две жизни все-таки лучше, чем три смерти... Как это он читал когда-то — неумолимое уравнение космоса. К черту математику! Они не должны, не бросят его! Пусть идут куда угодно, лишь бы с ним. А оставаться здесь — верная гибель. Большие баллоны с кислородом, находящиеся в отсеке, совершенно бесполезны. К скафандру их не присоединишь. Откопать вездеход своими силами невозможно. Все, все оборачивается против него...

И без того бледное лицо американца стало совсем белым. Он молчал и ждал, что скажут русские.

— Не будем терять время, — сказал Костров. — Пойдем навстречу своим. Это наш единственный шанс.

Васюченко нагнулся, легко поднял Шаффера на плечи и сделал первый шаг. Потом второй, третий... Костров пошел следом. Они направились на север — к Лунограду.

«Глупо, очень глупо, — думал Шаффер, покачиваясь на широком плече Васюченко. — Теперь они отрезают путь к спасению и для себя. До Лунограда не успеть даже без груза. Это же самоубийство!»

У него вдруг мелькнула мысль — надо пожертвовать собой. Пусть русские бросят его и идут к американской базе. Но произнести роковую для себя фразу он так и не решился. Впрочем, еще неизвестно, согласились ли бы с ним эти непонятные люди. Наверное, безрассудство у них в крови... Шаффер закрыл глаза и решил ни о чем не думать. Будь, что будет!

Костров и Васюченко шли упругим, размеренным шагом, стараясь дышать спокойно и неглубоко. Со стороны их походка выглядела смешной — точь-в-точь движения бегуна при замедленной киносъемке. Но на Луне иначе и не ходят. Тут все своеобразно...

Они не искали дорогу. Следы вездеходов были навечно отпечатаны в лунной пыли. И у них каждый шаг навсегда вписывается в историю покорения Луны...

Вокруг громоздились остроконечные утесы. Черные зубчатые тени косо перерезали равнину, Когда человек попадал в тень, он почти скрывался из глаз товарища, словно растворялся в чернильной мгле. Мир величайших контрастов не знал полутеней, в нем не было рассеянного света. Белые, щедро залитые солнцем губчатые скалы и угольная тьма у их подножия. А два человека, затерянные в хаосе раскаленной пустыни, шли все тем же пружинистым шагом. Порой на пути встречались черные провалы, через которые приходилось осторожно прыгать. К счастью, широких трещин не было, и Васюченко легко преодолевал все препятствия. Шаффер лишь охал, когда толчок отдавался в его больной .ноге.

Примерно через километр «носильщиком» стал Костров. Потом американца снова взял Васюченко. Они не останавливались для отдыха — решили шагать, пока хватит сил.

Шли молча — ведь в этом случае кислорода расходуется меньше.

Идти с каждым шагом становилось все труднее. Сама мысль о том, что запасы кислорода ограничены, заставляла кровь сильнее стучать в виски. И все чаще Костров задумывался: а вдруг товарищи не выедут к ним? Могут же они предположить, что случилось что-нибудь с лунолетом и сейчас устраняется мелкая авария, что задержка вызвана пустяком и нет оснований для беспокойства. Разве можно было ожидать такого стечения неприятных обстоятельств? Но нет, они не могут не прийти на выручку...