Георгий Гуревич - Подземная непогода

Что они там высматривают?" - удивился Ковалев. Но расспрашивать постеснялся.

Инженеры молчали; казалось, они прислушиваются к чему-то. Ковалев прислушался тоже. Он различил непонятный, все усиливающийся лязг и скрежет. Внезапно столбы дрогнули, мелкие камешки посыпались вниз, послышались новые удары, все более отчетливые. И тут гора раскрылась, как в арабской сказке, изнутри выглянула зубчатая морда какой-то неведомой машины. Запахло озоном и пылью. Машина нажала, столбы рухнули, и, лязгая гусеницами, из горы выползло стальное чудовище. Оно остановилось тут же, у речки, как будто уморилось от тяжелой подземной работы, не могло сделать ни шагу больше. Затем сзади открылась дверца, и из зубастой машины вышел обыкновенный человек небольшого роста, круглолицый, курносый, с лысиной и редкими усами, желтыми от табака.

- Поздравляю с победой! - Кашин обнял человека, явившегося из-под земли, потом обернулся к бурильщикам: - Познакомьтесь, товарищи! Это инженер Котов, конструктор подземного электрокомбайна. А это наши бурильщики, старший мастер Мовчан...

Мовчан засыпал конструктора вопросами:

- Почему называется "электрокомбайн"? Ах, вот что: двигатель электрический! А я думал - вы режете камень искрой, на заводах я видел, как сверлят и режут искрой. А вы чем берете? Жаром? Раскаленные зубья, что ли? Ах, газовые струи! Значит - термобурение. Только в буре одна струя, а у вас, наверное, сорок? Даже сто сорок! Для чего так много? Направляете во все стороны - вперед и под углом? Понял: нарезаете клинья, потом скалываете. И не заедает? Продвигаете зубья? А из какого материала зубья? Они должны быть тугоплавкие. Металлокерамика? Это, конечно, подходит. И сколько же вы проходите в час? А как с креплением? А если горное давление растет?

Глаза у Мовчана горели. Ему так хотелось испробовать силу незнакомой машины, взвесить этот меч в своей руке, ринуться с ним в бой на "огнедышащего змия".

- Нравится? - спросил Кашин.

- Спытать надо, - ответил Мовчан, скрывая нетерпение.

- Испытать придется, - сказал Кашин. - Для того вас и вызвали. Комбайн этот будет сооружать штольню для выпуска лавы - очень важный объект. Машина новая, машинистов для нее нет. На первых порах изобретатель сам поведет комбайн и будет обучать помощников, кого-нибудь из вас. Кому пришлось по вкусу?

- Разрешите мне, - заторопился Мовчан. - У меня к новым машинам призвание.

- А из учеников кто-нибудь? Кто у тебя отличник?

- Отличники есть, опытных машинистов нет.

- А Ковалев? Ведь он человек солидный.

Бывший летчик удивился, что Кашин помнит его. Они не встречались уже несколько лет.

- Про Ковалева я скажу, - начал Мовчан. - Ты не обижайся, Степан, я выложу всю правду, как есть. Ковалев работник усидчивый, ровный, исполнительный. Пожалуй, лучший из выпуска. Но нет у него чутья, нет настоящей охоты к делу. Сто пять процентов давать будет, а сто пятьдесят от него не ждите. При хорошем машинисте дельный помощник будет. Если разрешите, я возьму его с собой в комбайн.

- А что вы сами думаете, товарищ Ковалев?

- Я человек дисциплинированный, работаю где поставят.

Кашину понравился этот ответ. Он всю жизнь работал там, куда пошлют, и очень гордился этим.

- Тогда мы сделаем так, - решил он. - Наверху двенадцать скважин - широкий фронт. Там нужен опытный руководитель. И мы направим туда Мовчана. А Ковалев, поскольку он хороший помощник, пойдет помощником к товарищу Котову. Вы не теряйте времени, Ковалев, оформляйтесь и начинайте знакомиться с делом. А в среду мы проводим вас в путешествие к центру вулкана.

5

В своей жизни Ковалев много странствовал. Он налетал больше миллиона километров и тысяч двести проехал по железным дорогам и на пароходах. Теперь ему предстояло еще одно, совсем небольшое путешествие, всего девять километров, - от площадки базальтолитейного завода к огненному сердцу вулкана.

Всего девять километров!.. Но таких путешествий еще никто не совершал. Впервые люди решились проникнуть в недра вулкана.

Проводы были торжественные, с речами и музыкой. Когда оркестр заиграл гимн, инженер Котов и Ковалев вошли в кабину и плотно захлопнули герметическую дверь. Котов сел за рычаги, включил мотор. Тяжело переваливаясь, комбайн проехал несколько метров, порвал цветную ленточку старта и тупым рылом уткнулся в базальтовую скалу... Котов потянул рычаг на себя. Из рыла выдвинулись тупые зубья. Из их кромки били огненные струи, даже при дневном свете различалось оранжевое сияние. Пламя нарисовало на базальте багровую решетку, как будто ножом надрезали каменную шкуру и из-под нее проступила кровь. Минута - другая - третья. Трехгранные обломки откололись почти одновременно, с грохотом выкатились из-под комбайна. Котов снова включил мотор и продвинулся вперед на двадцать сантиметров.

И снова цикл: зубья вдвигаются, надрезают, скалывают, сбрасывают камни, машина делает шаг вперед. На каждый шаг - шесть минут, за полчаса - метр, два метра в час. Через час Ковалев приоткрыл дверцу и выглянул наружу. Комбайн стоял на прежнем месте, только голова его спряталась в скалу. Провожающие разошлись, остались самые терпеливые, но и они уже не аплодировали, когда машина отвоевала очередные двадцать сантиметров.

Так началось это медлительное путешествие: два метра в час. Бывший летчик странствовал на этот раз среди камней. На его пути была застывшая базальтовая лава, туфы из слежавшегося пепла вперемежку с вулканическими бомбами, прослойки льда. В машине имелось маленькое смотровое окно с куском искусственного кварца вместо стекла. Но Ковалев редко смотрел в окошко. Вскоре он научился узнавать породы по сопротивлению рычага. Идти базальтом было тяжелее всего, по туфу легче, еще легче - по пластам погребенного льда. Лед легко таял и скатывался по желобу аккуратными треугольными плитками.

Больше всего затрудняли путь кристаллические жилы. Они встречались изредка в глубине вулкана и состояли из той же базальтовой лавы, но застывавшей медленно, постепенно, так, что в растворе успели вырасти кристаллы. Жилы были гораздо тверже окружающих пород и резко снижали скорость комбайна. Зато геологи радовались каждой жиле, потому что в них попадались ценные минералы и пустоты с гнездами прозрачных, цветных и лаково-черных кристаллов.

У выхода из штольни дежурили и археологи. Они тоже осматривали осколки, плывущие по транспортеру.

Путешествие в глубь вулкана было одновременно и путешествием в прошлое. Ведь вся Горелая сопка образовалась из лавы и пепла, выброшенных извержениями. На самой поверхности лежал пепел последнего извержения, сгубившего Виктора Шатрова, под ним - пепел и лава извержений 1953, 1945, 1938, 1932 годов, извержений XIX и XVIII веков, времен Крашенинникова и Атласова и даже более ранних, когда русские еще не открыли Камчатку.