Андрей Карелин - Альсара

У Маршала возникло чувство чего-то эпохального, того, что еще должно непременно произойти, чувство чего-то, что обязательно повернет время вспять. Он и не заметил, как, запутавшись в своих мыслях на пару секунд, он остановился. Но очнувшись, ему показалось, что стихия только и ждет того момента, когда он остановится, сомкнет глаза, чтобы хрустальным вихрем стереть его жизнь с лица истории, а с ним — и всех остальных.

Взглянув на закат, глазами с полностью красными от крови белками, он увидел угрожающе алый диск солнца, подходящего к бесконечно далекой линии горизонта. Нет, это уже не родное солнце, которое его радовало его с детства и не горящий очаг на небе — это ужасная звезда Альдрованда. Это именно она.

При прикосновении солнечного диска к горизонту, оттуда, как демоны из ада, вырвались дьявольские лучи, проникающие в самый центр, в самые потайные участки его сознания, опустошающие душу и выпускающие на волю беспредельное чувство страха. От такого зрелища в образном подсознании всплывали самые безобразные картины, какие только хранила память. Он закрыл глаза. Влезший в душу через них страх, словно ветром сдуло.

…Когда Райан приоткрыл глаза, большая часть диска уже скрылась за горизонтом. На мир опускалась мгла. На этой фазе свет заменили тени давно погибших духов этого мира, бесцельно блуждающих под вечным взором беззвездных небес.

"Всё, пора". — Подумал Маршал.

Ступенчатая пирамида в центре Ксилиана погружалась во тьму. Одна за другой тень, бегущая вверх, поглощала её ступени. Ксилиан не слишком праздновал, но в городе было всё ещё полно рейдеров, которые гуляли и радовались.

Несколько могучих военных транспортов с гигантскими колёсами в два человеческих роста подъехали к главному зданию. Но Райан Маршал шёл пешком. Рядом с крутящимися дисками своих боевых машин. В его кроваво-красных глазах была видна дьявольская решимость. А выражение лица было мёртвым. Таким собранным Райан не был ни разу в своей жизни. Он поднялся по ступеням пирамидального здания и толкнул дверь с такой силой, что та с грохотом отворилась.

— Именем революции, — громогласно произнёс Маршал, словно говоря "Я жив". Привлекая внимание всех находящихся внутри. За ним вошли несколько тяжеловооруженных омикронцев. У всех глаза горели красным. — Мне нужен Яков.

— Он отбыл уже. — Ответил Джерри Пирм, сидящий посреди зала. А потом его голос стал угрожающим. — Кто таким тоном смеет здесь разговаривать?

— Команданте Омикрона. Райан Маршал. Герой революции. — Он приостановился, — Джерри Пирм, я приговариваю вас за преступление против Азии Биары. За то, что вы не дали ей приюта на дирижабле Святой Церкви. И оставили погибать.

— Ей! Она клон! — Орал Джерри Пирм, было видно, что он испугался. Но он хотел сам напугать Райана. — Она не заслуживает жизни. Её счастье, что она так долго была среди нас. Как я могу быть виновным в смерти того, кто официально не живой… — Джерри Пирм засмеялся, но быстро об этом пожалел.

— Ты признал себя виновным, и теперь ты понесёшь наказание! — Райан заговорил громче. — Яков, ты меня слышишь. Знай. Когда-нибудь я приду за тобой. — Райан говорил своим громогласным с железом голосом, не слушая, как Джерри Пирм его перебивает, пытаясь запугать.

Но омикронцы полностью взяли в осаду здание. Все, кто находился внутри, теперь были под прицелами могучих пулемётов конкистадоров.

— Ты не знаешь, на кого напал. Ты даже не представляешь, какой я могущественный. — Похоже, Джерри полностью уверовал в свою святость и бессмертие.

— Я приговариваю тебя к смерти. Привести приговор в исполнение, — сказал Райан.

Маршал подошёл в упор к барону, он вынул пистолет "Истязатель" и расстрелял в упор тучную тушу Джерри Пирма. Всё вокруг забрызгало кровью и оторванными конечностями. Рыхлое тело барона превратилось в месиво, а его куски лежали вокруг. Только страх застыл в ещё неповреждённом глазу Пирма. Он не верил в свою смерть. А Райан не останавливался, он вливал свинец в уже мёртвое тело барона.

Но потом словно забылся. Райан сделал пару шагов и сел. Прямо посреди поражённого этой наглостью зала, окружённого омикронцами. Райан сел и смотрел сначала вперёд, а потом вверх. На стеклянный купол. Там ему казалось хорошо и светло. Даже в этот предсумеречный час. Он представлял, как Азия бежит ему навстречу, по пескам Омикрона. Как они обнимаются, и она почему-то плачет. Они так долго не виделись, и им так хорошо теперь вместе.

А там сверху и далеко на тысячи километров вокруг был огромный мир, который жил и радовался каждому дню. Каждому мгновению. Каждому лучику солнца. Он жил и не знал о Райане. Миру было всё равно, что Азии больше нет. Райан ненавидел этот мир за то, что он может радоваться, когда её больше нет. Но ничего не мог поделать, теперь ему придётся жить за двоих. Прожить жизнь за себя и за неё. И научить радоваться других, никогда, никогда не забывая о том, что случилось в тот день на Альсаре.

А там далеко где-то кто-то встречал рассвет. Где-то закрывались на ночь гигантские подсолнухи. И стайки колибри искали себе пристанища. Мирно цвели ивы-котики возле Омикрона и порхали бабочки. Ничего не изменилось в природе. Альсара встречала новый день, и радовалась, провожая старый.

Далеко-далеко лайнер — плаватель поднимался к орбите планеты. Покидающие её космические туристы остались с кучей впечатлений. Они даже не ожидали, что погруженная в революцию планета осталась такой тёплой и гостеприимной. Вдалеке их ждали собственные дома, тоже согретые родным солнцем, Альдровандой. Которая, уже 1026 лет согревала всё человечество на этом уютном островке в галактике без звёзд.

Конец.